Она словно бы произносила уже ранее заученную речь. — Идём, пусть спят. Во сне приходит очищение души.
— Идём, — пробормотал Тильво.
Весь замок спал. Спали слуги и стражники у ворот. Даже собаки валялись на земле и даже не скулили во сне.
— И как мы выйдем? — спросил Тильво. — Я боюсь, что мне в одиночку не осилить подъёмный механизм.
— Доверься мне, — Лайла улыбнулась, и эта улыбка напугала Тильво.
Когда они подошли к воротам, Лайла попросила подвести её к спящим стражникам. Подойдя к ним, она присела и легонько дотронулась до каждого. Стражники медленно встали, но глаза у них были по-прежнему закрыты.
— Откройте ворота! — очень тихо сказала Лайла. Стражники медленно, словно во сне, подошли к подъёмному механизму и стали его вращать.
Когда Тильво и Лайла вышли за ворота, то они оказались в непроглядной темноте. Но к привычной беспросветной ночи под Небом добавилась ещё одна странность. Не было слышно ни единого ночного звука. Замолкли насекомые, перестали петь ночные птицы.
— Как будто все умерло, — прошептал Тильво.
— Они спят, — прошептала Лайла, словно стараясь не потревожить их сон.
— И долго они будут спать?
— Я не знаю.
— Тогда нам надо поторапливаться. Не верю я в слово хозяина замка. Проснувшись, он объявит тебя ведьмой и пошлёт погоню.
— Не пошлёт. Наш приход в замок будет для него сном.
— Кто ты, Лайла?
— А кто ты? Ты сейчас можешь точно сказать, кто ты есть?
— Нет, — тут же ответил певец.
— Вот и я тоже. До этого вечера, до этой песни я была Лайлой, дочерью Гильена. Теперь я не знаю, кто я.
— Но как к тебе это пришло?
— Я просто почувствовала, что тебе нужна моя помощь. Вот и все. А слова, сказанные в замке, и песня, они пришли сами. Будто кто-то нашептал их мне на ухо.
— Темень-то какая! Фу ты, Небо побери, — выругался Тильво, споткнувшись обо что-то в темноте.
— Так ты спой. Пускай нам святят звезды и луна.
— Действительно. Все равно все спят. А не нарушит ли моя песня силу твоей?
— Думаю, что нет.
— Ладно.
Тильво запел на языке бессмертных, и Лайла тут же начала видеть. Луна светила с небес, а вокруг всё застыло в странном колдовском сне, вызванном песней слепой девушки.
ГЛАВА XIV
Бротемериус, посвящённый круга света, а ныне личный заключённый Сына Неба, поёжился. Его содержали где-то в нижних ярусах под храмом Неба. Здесь было холодно и очень сыро. Сама камера, в которой он сидел, была очень маленькой: три шага в длину и три в ширину. Этих самых шагов посвящённый проделал уже великое множество. В камере не было ничего. Каменный пол, каменные стены. И дыра для отправления естественных надобностей. В своих домах посвящённые привыкли к роскоши и всевозможным удобствам. Хотя это было не самым ужасным лишением.
Ужасней всего была тишина. Абсолютная тишина. Бротемериус не только не мог слышать звуков из коридора, даже собственные шаги, как бы громко он ни старался стучать сапогами о каменный пол, не были слышны. Конечно же, и произнесённые вслух слова тоже отзывались пустотой. Посвящённый был бы даже рад звуку падающей капли или окрикам стражи. Но и этого он был лишён. Кроме неестественной для человека тишины, была и тишина посвящённого. Светлый не мог дотянуться ни до своих друзей, ни тем более до соратников, находившихся за много поприщ от Терика. Не было никакой возможности предупредить о произошедшей в столице измене.
Безусловно, в неестественной тишине и резкой утрате способностей были виноваты ренегаты. Вот их-то он чувствовал очень чётко. Пожалуй, это была единственная способность посвящённого, которая не была ими отнята. Но от этого легче не было. Он был под колпаком, помощи ждать неоткуда.
Его не пытали, если не считать этой выматывающей неестественной тишины.