Первое время после падения Евгений мог спать только сидя, но на Олимпиаду всё же поехал. Уже в Финляндии, пересев на «Доницетти», несмотря на травмы, стал показывать ещё более высокие результаты. Казалось бы, всё хорошо остаётся только дождаться старта. Но Гришина вновь решили упрекнуть в отсутствии патриотизма.
Евгений Гришин с братом Михаилом на тульском стадионе «Зенит» в кремле, 1947 год © Из книги Е. Гришина «Годы триумфальных побед»
Незадолго до старта меня вызвали к руководителю советской делегации Романову, вспоминал он. С ним в кабинете находился работник ЦК партии важный, надутый. Разговор свёлся к тому, что я не выполняю указаний ЦК, обязывающих спортсменов демонстрировать советскую технику. Я сказал в ответ, что её, советскую технику, и дома-то стыдно показывать, зачем же на весь мир позориться? А потом снял рубашку и штаны, повернулся к ним задом и показал результаты тренировки на «советской чудо-технике». Предложил им самим сесть на этот велосипед и продемонстрировать его миру, хлопнул дверью и ушёл. Через несколько минут пришёл посланец Романова и сказал, чтобы я срочно собирался домой. Вот так закончилась моя первая и последняя летняя Олимпиада.
Правда, домой Гришин так и не поехал досмотрел Игры в качестве зрителя
Евгений родился в Туле 23 марта 1931 года. Жил в доме 20 по улице Металлистов, и жизнь эта вполне могла оборваться в военном 1942-м. Вместе с другом они попали на улице под немецкую бомбёжку. Ребята ринулись в укрытие, но тут позади них ударила бомба. Бежавшего следом друга изрешетило осколками. Двенадцать смертоносных брызг зацепили и Гришина. Два дня он провалялся в переполненной больнице, а затем ему попросту улыбнулась судьба: Женю и ещё нескольких ребят отправили в военный госпиталь, где хирург без наркоза вытащил все осколки. А потом сказал: ещё бы чуть промедлили и ногу пришлось бы ампутировать.
И эта улыбка судьбы была не единственной. В конце 40-х, когда Гришин уже нашёл своё место в спорте, он, вернувшись домой со сборов, повстречался в Туле со старыми дружками с улицы Металлистов. Ребята эти промышляли кражами. Завязался разговор, и один из них сказал: есть, мол, наводка на фабрично-заводское училище, но проникнуть туда трудно, под силу только спортсмену. И Гришин решил уважить дружков: взял фомку, полез на чердак, сбил замок и напоролся на сторожа. На следующий день будущего олимпийского чемпиона привели в милицию на очную ставку. Но сторож в нём взломщика каким-то чудом не опознал. Иначе отправился бы Евгений вместо очередных соревнований валить лес
В целом же детство Гришина было обычным для тульских ребят той поры катались на коньках, зацепившись крюком за едущую машину или повозку, дрались И, конечно, занимались спортом. Благо стадион «Зенит» был под боком, в кремле. Здесь Гришин и начал заниматься в секции, которой руководил Яков Яковлев терпеливый и всегда корректный. Здесь в 15 лет Евгений стал на коньки.
Яков Иванович рассказывал, что повёз его в Ленинград на всесоюзные соревнования по лёгкой атлетике, вспоминает глава Тульской федерации конькобежного спорта Валерий Прусов. Гришин бежал стометровку: с листа, не изучая технику бега, в каких-то тапочках и победил! Конечно, это был уникальный спортсмен, и он таким родился. В Государственном институте физкультуры нам читали отдельные лекции о Гришине как о редкостном феномене спортивного мира. Даже сердце его по структуре отличалось от обычного. Когда Гришин проходил медосмотр перед соревнованиями, врачи порой отказывались подписывать ему разрешение боялись брать на себя ответственность, приходилось вмешиваться Политбюро.
Конечно, нельзя объяснять успехи Гришина лишь физиологией. Он отличался неимоверным упорством, огромной волей. А ещё Гришин был максималистом.
В 1947-м Евгений с ходу, в первом же забеге обновил юниорский рекорд СССР на 500-метровке. Летом того года 15-летний Гришин поехал на сборы сильнейших конькобежцев страны в Ригу.
«В Риге я впервые узнал, что такое вкусно есть. Раньше я ел только картошку в мундире и манную кашу, сваренную на воде. А здесь можно было выпить две чашки компота, съесть настоящий кусок мяса!» писал Гришин.
В 16 лет он попал в сборную Советского Союза, и профком ТОЗа выкупил для него купленные тульским конькобежцем Николаем Вяловым в Норвегии коньки «Хаген Осло». Вялов одолжил их Гришину, и они так понравились Евгению, что расставаться не хотелось. Эти коньки служили ему на протяжении всей карьеры.