Очень мило. Весьма изысканная риторика, промолвил Плавт. Но какое отношение все это имеет ко мне?
Нарцисс устало вздохнул:
Твоя медлительность очень дорого нам обходится. Это ущерб репутации императора. Сам посуди, лишь год назад Рим лицезрел его триумф в связи с блистательной победой в Британии, и что мы имеем теперь? Продолжительную войну и нескончаемые просьбы прислать еще людей, еще оружия, еще припасов.
Мы закрепляем успех.
Нет. Успех закрепляют после окончательного разгрома врага. То, что происходит сейчас, это не закрепление успеха, а выкачивание ресурсов. Этот остров, словно губка, впитывает и людей, и деньги, и политический капитал. Сколько еще это будет продолжаться, дорогой командующий?
Как я отмечал в своих донесениях, мы развиваем достигнутый успех. Да, может быть, не так скоро, как хотелось бы, зато неуклонно. Мы тесним Каратака вглубь острова миля за милей. Очень скоро у него не останется другого выхода, кроме как перестать убегать от нас и принять бой.
Как скоро, командующий? Через месяц? Через год? Или еще дольше придется ждать?
В настоящий момент речь идет уже не о месяцах, а, скорее всего, о днях.
О днях? На лице Нарцисса отразилось сомнение. Будь любезен, объясни.
С удовольствием. Каратак и его войско стоят лагерем не более чем в десяти милях отсюда, вон там Плавт указал рукой на запад. Он прекрасно знает, что мы здесь, и считает, что мы ждем, пока он снова начнет отступать, и только тогда продолжим наступление. Он готов к арьергардным стычкам, налетам и прочему. Однако нам известен его план: одновременно перейти Тамесис по нескольким находящимся неподалеку отсюда бродам, выйти нам в тыл и к югу от Тамесиса опустошить владения всех племен, признавших нашу власть. Возможно, в ходе этого рейда он даже предпримет попытку штурма Лондиниума, нашей главной базы снабжения. Звучит впечатляюще.
Да уж, что есть, то есть. А как ты об этом прознал?
Один из верховных вождей в его окружении мой человек.
Правда? Впервые слышу.
Это слишком секретная информация, чтобы делиться ей в письменных донесениях, самодовольно заявил Плавт. Никогда не знаешь, в чьи руки они попадут. Я могу продолжить?
Прошу.
Так вот, Каратак думает, что все предусмотрел, но понятия не имеет, что Второй легион уже выступил из Каллевы, чтобы перекрыть переправы. Войско Каратака окажется в тисках между моей армией и рекой. Деться ему будет некуда, придется принять бой. Его ждет полный разгром, а вы с императором получите возможность объявить, что в Британии одержана окончательная победа. Останется лишь несколько непокорных племен, засевших в западных горах, да эти дикари в Каледонии. Вряд ли имеет смысл тратить время, усилия и деньги, чтобы усмирить кучку дикарей, обитающих в горах и болотах: лучше всего отгородиться от них, чтобы они не могли тревожить покой провинции.
Отгородиться? Каким образом?
Обыкновенным ров, вал. Может быть, канал.
Звучит пугающе в смысле дороговизны.
Подавлять восстания обойдется куда дороже. Но в любом случае это дело будущего. Сейчас все усилия нужно направить на то, чтобы разгромить Каратака и сломить волю мятежных племен к сопротивлению. Уверен, ты захочешь остаться здесь и стать свидетелем сражения.
Да уж, конечно. Жду не дождусь этого события, как, разумеется, и возможности доложить о нем императору. Это будет выдающееся достижение, Плавт. И для тебя, и для всех нас.
Ну а коли так, могу я предложить тост? Плавт наполнил обе чаши и поднял свою. За посрамление врагов императора и сокрушительную победу над варварами!
За победу! с улыбкой подхватил Нарцисс и осушил чашу.
Глава 4Центурионы Второго легиона сидели в штабном шатре на расставленных в несколько рядов табуретах, дожидаясь, когда легат начнет совещание. Весь день прошел в неустанных хлопотах: на следующее утро легион готовился выступать форсированным маршем. При этом для всех, кроме легата Веспасиана, до сих пор оставалось неизвестным, куда именно направится войско, а тот не счел возможным доверить эту информацию даже собственным командирам.
Только что зашло солнце, в воздухе было полно мошкары. Тучи насекомых вились вокруг зажженных масляных ламп, и то и дело одна из мошек, угодив по глупости в огонь, с треском вспыхивала. В глубине шатра стояла деревянная рама, на которую была натянута бычья шкура с изображением территорий, прилегающих к ближнему отрезку реки Тамесис.