В кресле справа от меня сидела Ласкиэль, она же Искусительница, она же Паучиха в общем, что-то вроде ксерокса с Падшего ангела. Вообще-то, она могла принимать любую внешность по своему выбору, но чаще всего являлась в образе высокой спортивной блондинки в белоснежной античной тунике до колен. Она сидела, сложив руки на коленях, глядя перед собой в ветровое стекло; на губах ее играла легкая улыбка.
Какого черта ты здесь делаешь? рявкнул я. Угробить меня хотела?
Не говори ерунды, беззаботно отозвалась она. Никто не пострадал.
Не благодаря тебе, огрызнулся я. Пристегни ремень.
Она спокойно посмотрела на меня:
Не забывай, смертный, у меня нет физической формы. Я существую единственно в твоем сознании. Я мысленный образ. Иллюзия. Голограмма, видимая только тебе. Мне нет смысла пристегиваться ремнем.
Тут дело в принципе, возразил я. Моя машина. Мой мозг. Мои правила. Пристегни чертов ремень или сгинь.
Ласкиэль вздохнула.
Очень хорошо.
Она повернулась ни дать ни взять обычный пассажир, вытянула ремень безопасности и сунула пряжку в гнездо. Я понимал, что на самом деле ремень остался на месте, а я вижу лишь иллюзию но очень убедительную иллюзию. Мне пришлось бы сильно постараться, чтобы увидеть настоящий ремень, свисающий со стойки.
Ласкиэль посмотрела на меня:
Так сойдет?
Спасибо и на этом, буркнул я, лихорадочно размышляя.
Та Ласкиэль, которую я видел сейчас, представляла собой частицу настоящего Падшего ангела. Все остальное было заключено в древнем серебряном динарии, римской монете, погребенной под двухфутовым слоем бетона у меня в подвале. Однако и одного прикосновения к этой монете хватило, чтобы в голове у меня возникло, так сказать, полномочное представительство демона судя по всему, где-то в тех девяноста процентах мозга, которые человек не использует. Или, в моем случае, в девяноста пяти, пожалуй. Ласкиэль могла являться мне, могла видеть все, что я видел, могла частично копаться в моей памяти и, что самое досадное, могла создавать иллюзии, отличить которые от реальности мне удавалось лишь с большим трудом. Такую, например, какую я видел ее сейчас сидящую рядом со мной в машине. Исключительно привлекательную, чертовски взаправдашнюю на вид и от этого до ужаса желанную. Вот стерва!
Мне казалось, у нас уговор, буркнул я. Я не желаю, чтобы ты являлась поговорить со мной, пока я сам тебя не позову.
Я отношусь к этому уговору с уважением, заверила она. И явилась лишь для того, чтобы напомнить тебе: все мои услуги и возможности находятся в твоем распоряжении, стоит тебе только пожелать, и вся я та, что обитает в настоящее время под полом твоей лаборатории, точно так же готова оказать тебе любую помощь.
Ты ведешь себя так, словно это я напросился к тебе. Если бы я знал, как стереть тебя из моей головы, не угробившись при этом, я бы сделал это в мгновение ока, отозвался я.
Та часть меня, что делит с тобой твой разум, не более чем тень настоящей меня, сказала Ласкиэль. Но не заблуждайся, смертный. Я есть. Я существую. И намерена существовать и впредь.
Сказал же: если бы мог сделать это, не угробившись при этом, буркнул я. И кстати, если не хочешь, чтобы я запер тебя в какой-нибудь маленький темный чулан у меня в голове, убирайся вон с глаз моих.
Губы ее дернулись возможно, от раздражения, но выражение лица не изменилось.
Как тебе угодно, проговорила она, склоняя голову. Однако, если черная магия действительно снова поднимает голову в Чикаго, тебе, возможно, потребуются все доступные ресурсы. И не забывай: чтобы выжила я, мне необходимо, чтобы выжил ты. У меня имеется весомый повод помогать тебе.
Маленький черный ящик, отозвался я. Без дырок в крышке. И пахнет там как в университетской раздевалке.
Она снова скривила губы на этот раз в чуть опасливой усмешке:
Как тебе будет угодно, хозяин мой.
И исчезла, скрывшись обратно в неизведанные кладовые моего сознания, или куда она там еще могла деться. Я поежился, стараясь удостовериться, что мои мысли надежно защищены от постороннего вторжения. Разумеется, я никак не мог помешать Ласкиэли видеть и слышать все, что вижу и слышу я, или знакомиться с некоторыми моими воспоминаниями, но текущие мысли я от нее прикрывать все-таки научился. Правда, мне приходилось делать это достаточно часто, чтобы помешать ей узнать слишком много и слишком быстро.