Я просто без ума от современных технологий.
– Сегодня воскресенье, – сказал я и положил трубку.
Энджи посмотрела на меня:
– Молодец, мальчик. Если ты еще скажешь нам, какое сегодня число, то мы переведем тебя в школу для нормальных детей.
– У нас тут есть домашний телефон Джорджа?
– Должен быть. Поискать?
– Уж будь так добра.
Она подкатила стул к компьютеру и ввела свой пароль. Подождала, пока он загрузится, а затем так быстро забегала пальчиками по клавиатуре, что комьютеру пришлось попотеть, поспевая за ней. Так ему и надо. По выходным он небось треплется с компьютерами Бюро.
– Нашла.
– Тащи эту машину сюда, я ее поцелую.
Компьютер она мне не дала, но дала номер телефона.
Джордж Хигби был из тех бедолаг, которые шагают по жизни в надежде, что и остальной мир так же добродетелен, как и они сами. Каждое утро он просыпается с желанием переделать мир, с мечтой о том, чтобы этот мир стал хоть чуть‑чуть лучше. Ему и в голову не приходит, что есть на свете люди, желающие заставить мир страдать. Даже после того, как его 16‑летняя дочь сбежала с каким‑то гитаристом, вдвое старше ее, который, накачав ее наркотиками, бросил в номере мотеля в Рино; даже после того, как она спуталась уж с совершеннейшими мерзавцами и в итоге стала торговать собой на задворках Вегаса; даже после того, как нам с Энджи удалось с помощью полиции штата Невада вырвать ее из рук этих подонков; даже после того, как этот свет очей его закатил истерику, обвиняя папашу во всем случившемся, – даже после всего этого Джордж встречает мир улыбкой, свойственной людям, у которых нет иных забот, как стараться быть добропорядочным и чутким да молиться о том, чтобы мир – хотя бы разок – вознаградил их. Джордж сделан из хорошего материала – именно на таком фундаменте зиждятся все религии.
Он взял трубку после первого же звонка. Такая уж у него привычка.
– Джордж Хигби, – услышал я его голос и не удивился бы, если бы он сказал: «Будем друзьями?»
– Привет, Джордж. Это Патрик Кензи.
– Ба! Патрик! – воскликнул он, и, должен признаться, восторг, звучащий в его голосе, передался мне. Ни с того ни с сего на меня нахлынули нежные чувства, мне стало казаться, я пришел в этот мир исключительно для того, чтобы второго июля позвонить Джорджу и тем самым доставить ему несказанное удовольствие. – Как поживаешь? – поинтересовался он.
– Отлично, Джордж. А у тебя как?
– Великолепно, Патрик. Просто великолепно. Не могу пожаловаться.
Джордж – один из тех, кто просто физически не может жаловаться.
– Джордж, – сказал я, – ты уж извини, звоню я тебе не просто так, а по делу, – и вдруг до меня дошло, что никогда я не звонил Джорджу «просто так», да и вряд ли когда позвоню. Но ничего похожего на чувство вины я не испытывал.
– Да ладно тебе, Патрик, – ответил он, несколько уняв свой восторг. – Ты человек деловой. Нужна моя помощь?
– Как там Сэнди? – поинтересовался я.
– Ты же знаешь, что за дети нынче пошли, – ответил он. – У нее такой возраст, что ей не до отца. Но, безусловно, это пройдет.
– Конечно, – поддакнул я.
– Пусть растут как знают.
– Их дело, – сказал я.
– Все равно потом вернутся к тебе.
– Конечно же вернутся, – утешил его я. В самом деле, куда они денутся?
– Да что это я все о себе да о себе? – сменил он тему. – На днях читал о тебе в газетах. У тебя все в порядке?
– Все нормально, Джордж.