Ты даже представить себе не можешь насколько, усмехнулся Багратион. К счастью, друзей у него все-таки оказалось больше.
К счастью? поморщился я. Не все бы с вами согласились.
Один дед чего стоит.
Многие. Багратион пожал плечами. Но то, что хорошо для государства, не всегда является благом для рода, целого сословия или, к примеру, одного отдельно взятого Александра Горчакова.
Старшего? Младшего? Или все-таки для обоих?
На тот случай, если тебе все-таки нужны объяснения, продолжил Багратион. Старая государственная структура на тот момент уже практически себя изжила. При всем могуществе родовых Источников удельные князья в конечном итоге не смогли бы защитить даже свои земли. Они лишились части вольностей и привилегий, но зато страна получила по-настоящему крепкую центральную власть. И только это помогло России выстоять и при Петре Великом, и спустя почти сто лет после его смерти.
Наполеон догадался я. Так?
Схватываешь на лету. Багратион довольно закивал. Бонапарт был не самым слабым Одаренным, хоть и родился в семье мелкого корсиканского дворянина. Но что куда важнее он был талантливым полководцем. И даже более талантливым политиком, если уж сумел подчинить чуть ли не две трети тогдашней Европы.
У него была армия. Солдаты, пушки кавалерия.
И почти не было полноценных Одаренных, которых попросту вырезали во время Французской революции. Это знают все. Багратион отодвинул опустевшую чашку. Но немногие догадываются, что ту войну железо проиграло вовсе не магии.
А чему же тогда? спросил я.
Исключительно организации. И отлаженной системе, которую заложил еще Петр Великий. Багратион легонько ударил по столу ребром ладони. С империей могла поспорить только империя. И только империя могла выставить силу, способную переломить хребет совершеннейшей на тот момент военной машине.
И тем не менее, под Смоленском в тысяча восемьсот двенадцатом сражались Одаренные. Я подался вперед. И именно они тогда победили.
Они обеспечили победе изящный эндшпиль. Багратион покачал головой. А заодно подарили потомкам красивую историю про четыре сотни смельчаков. Поверь, Саша, на тот момент Россия располагала куда более серьезной силой. Наполеон проиграл битву, но не будь у нас пехоты и артиллерии войну он бы все равно выиграл рано или поздно. Отступить его заставил именно общий перевес сил. И именно полноценная армия позволила твоему тезке, императору Александру, установить господство над половиной Европы на несколько десятков лет.
Вот оно как. Очередное «а на самом деле». Как говорится, век живи век учись.
Стоит ли так недооценивать магию? проговорил я. Особенно вам. Защищая Смоленск, погиб ваш предок.
Мой прапрадед. Истинный слуга империи. В голосе Багратиона послышалась неподдельная гордость. Непросто быть достойным одной только памяти такого человека. Мой род всегда стоял на страже государства и тогда, и сейчас.
Но ваша светлость даже не военный, заметил я.
Сейчас мы куда больше чем военные. Багратион чуть сдвинул брови. У страны остаются враги, даже когда молчат пушки. И кое-кого ты уже видел, Саша. Они стреляли тебя, а ты в них. Этого недостаточно?
В глазах его светлости вдруг мелькнула тоска настоящая, глубокая. Такую он едва ли смог бы подделать даже с его талантами матерого переговорщика и манипулятора.
Я мог бы носить эполеты армейского генерала. Или вести дела рода, не поступая на службу. Растить наследников или прожигать жизнь на бесконечных приемах в Зимнем. Багратион откинулся на спинку кресла. Но, как видишь, выбрал участь презренного жандарма.
Презренного? поморщился я. Ваша светлость не передергивает?
Отчасти. Багратион не стал возражать. Но поверь, в столице найдется немало уважаемых людей, которые всерьез считают меня чуть ли не предателем Одаренных родов.
Вроде моего деда?
Нет, улыбнулся Багратион. Мы с Александром Константиновичем не всегда сходились во мнениях. Но, к счастью, у него нет и капли недалеких феодальных амбиций, которыми так кичатся некоторые князья. И что бы он сам ни говорил мы оба служим стране и короне хоть и каждый по-своему.
Однако. Казалось, я уже понял, к чему планомерно подводит меня его светлость со своей блестящей риторикой, но Багратион снова свернул куда-то в сторону.