История изучения звука насчитывает несколько тысячелетий и таит в себе немало парадоксов. Пифагор, древнейший из известных нам «звуковедов», совершивший ряд гениальных открытий в этой области, был выдающимся знатоком мистерий Древнего Египта. Мудрецы этого времени считали музыку отражением божественной гармонии, говорили о ней как о самом мощном средстве воздействия на любое существо. Согласно легендам, Пифагор слышал звучание планет Солнечной системы, при помощи звука он общался с животными и мог излечивать любую болезнь. Главной чертой музыки древности была ее сакральность. Музыка была средством общения с богами и окружающим миром, универсальным магическим языком, объединяющим все сущее.
Дальнейшая история знаний о звуке очень грустна. В средние века благодаря церкви еще сохранялись отголоски трепетного и мистического отношения эллинов к тайне звука, но чем более утилитарным и потребительским становилось отношение к музыке, тем меньше чуда сохранялось в ней. Хочу подчеркнуть все вышесказанное ни в коей мере не относится к людям, непосредственно творящим музыку композиторам и исполнителям. Было бы безумием утверждать, что в творчестве Моцарта, Рахманинова, Фуртвенглера, Шаляпина или Гобби не содержится той «божьей искры», воплощающей сокровенную суть музыки. Я говорю сейчас именно о науке, изучающей все аспекты музыки. Постепенно и незаметно из поля ее зрения ушла магия искусства, и она стала специализироваться на изучении формы музыкальных произведений и технических деталях исполнения.
На Востоке дело обстояло намного благополучнее. Традиции обучения музыке в Индии и Тибете заключались не столько в передаче ученику технических приемов пения или игры на инструменте, а главным образом в обретении им способности улавливать гармонию окружающего мира и передавать ее слушателям при помощи звука. Исполнение было полностью интуитивным. Артист никогда не знал, что именно он будет играть и как. Он приходил в помещение, где собрались слушатели, и начинал настраивать свой инструмент в соответствии с душевным состоянием находящихся там людей. Настройка могла длиться несколько часов, потом начинался концерт-импровизация, завершающийся катарсисом для всех присутствующих. Исполнитель являлся своеобразным камертоном, настраивающим в определенном гармоническом порядке индивидуальные вибрации слушающих его людей и адаптирующим эти вибрации к пульсированию Космоса. Очень внимательно эти музыканты относились к исполнению музыки в разное время суток, и рага, написанная в ритме, характерном для вибраций вечера, никогда не игралась утром или днем, так как вызывала у слушателей физический дискомфорт.
А музыка, выражавшая духовную суть западной цивилизации, продолжала стагнировать. Чрезмерное увлечение техникой звукоизвлечения и оторванной от метафизической основы виртуозностью практически полностью иссушило бывшую когда-то полноводной реку творчества. И сейчас регулярно раздаются стоны о том, что, несмотря на огромную армию технически безупречных исполнителей, дефицитом стало наличие артистов, имеющих яркую индивидуальность. Самое смешное, что в основном эти сетования звучат именно из лагеря людей, загнавших музыку в это прокрустово ложе коммерциализации: боссов звукозаписывающих компаний, руководителей музыкальных фестивалей, симфонических оркестров и оперных театров. Ребят понять можно им стало некого продавать. А поскольку среди генералов музыкальной индустрии очень мало людей, занимавшихся непосредственно творчеством, им очень сложно уразуметь, что потребитель во все времена покупал эмоции, материализованные в звуке, а не безупречно сыгранные или спетые си-бемоли и фа-диезы.
Время от времени случались загадочные и непостижимые на первый взгляд всплески интереса публики к некоторым классическим произведениям. В начале 90-х годов XX века лидерами продаж грамзаписей в мире совершенно неожиданно стали записи Третьей симфонии польского композитора Хенрика Миколая Гурецкого и григорианских хоралов в исполнении монахов-бенедиктианцев из монастыря Санто-Доминго де Силос. Сейчас уже сложно вспомнить атмосферу нервозности и беспокойства того времени, связанную с глобальными политическими потрясениями, но факт остается фактом именно медитативная отрешенность этой музыки помогла разрядить энергию паники, владевшей людьми в тот период.