Салтыков-Щедрин поднимал настроения бодрости и веры в среде демократической молодежи. Он ее горячо защищал: «Мальчишество сила, а сословие мальчишек очень почтенное сословие. Не будь мальчишества, не держи оно общество в постоянной тревоге новых запросов и требований, общество за мер то бы и уподобилось бы заброшенному полю, которое может производить только репейник и куколь».
Автор «Нашей общественной жизни» зарекомендовал себя блестящим полемистом, успешно отражая атаки идейных противников и активно наступая сам. Произведения, подобные салтыковским «Стрижам», и по сей день воспринимаются как образцы полемического искусства [См. С. Борщевский, Щедрин и Достоевский, М 1956, стр. 110- 121].
Публицистические выступления принесли Салтыкову-Щедрину славу оригинальнейшего мыслителя. Многие его статьи («Современные призраки», «Наша общественная жизнь», «Как кому угодно» и др.) принадлежат к числу лучших произведений русской общественной мысли. Автор поднимается в них до больших теоретических высот, до сложнейших философских обобщений событий и процессов русской жизни. Он стремится постичь диалектику истории, поступательного развития человечества.
Щедринскую публицистику отличает редкое многообразие художественной формы, заключающей в себе пародию и фельетон, тонкое критическое суждение и выразительную зарисовку типа, бытовую сценку и диалог, словно живьем вырванные из жизни. Все это шло от индивидуального дарования автора публицистические статьи создавал крупный художник-сатирик. Но в этот период начавшейся творческой зрелости писатель пережил и своего рода духовный кризис, испытал борьбу противоречии, прошел через тяжкую полосу идейных колебаний.
В «Круглом годе» (1879) Салтыков-Щедрин, касаясь истории своего идейно-творческого развития в шестидесятые годы, писал в автобиографических главах о сложных духовных поисках, о времени мучительных сомнений и раздумий, которому, по его словам, предшествовал «период так называемого обличительного направлениям. Наступит момент, вспоминает писатель, когда «вера в могущество обличительного дела прекратитесь» и вот тогда-то последовал «период затишья, в продолжение которого я очень страдал». «Под влиянием тщеты обличений» был нарушен необходимый контакт с читателем. О чем писать и как писать вот вечные вопросы для художника, неотступно и горячо волновавшие Салтыкова-Щедрина. Писатель сатирик и публицист не мог творить, не испытывая постоянного, «доверительною», «интимного общения» с прогрессивной, мыслящей Россией. Но не следует думать, что, говоря о «так называемом» обличительном периоде своей литературной деятельности, писатель имел в виду период создания «Губернских очерков» и сам себя относил к «обличителям». Демократическая критика резко отделила Салтыкова-Щедрина от писателей узкообличительной беллетристики. Да, в «Губернских очерках» и сам автор высмеивал рьяных либеральных обличителей вроде Соллогуба. Термином «обличительство» сатирик обозначил некоторые из своих порою ошибочных взглядов начала шестидесятых годов.
В период революционной ситуации Чернышевский откровенно желал провала реформистских планов правительства, бичевал враждебную демократии и теологию и политику либерализма. Он берет курс на революционную ликвидацию самодержавия силами восставшего народа Салтыков-Щедрин не отделял себя от лагеря «Современника». По глубине разоблачения крепостничества и самодержавия его сатира шла рука об руку с публицистикой Чернышевского и Добролюбова. Однако ему не хватало четкости и последовательности революционных выводов. По некоторым вопросам демократической тактики он высказывал взгляды, не совпадающие со взглядами Чернышевского и Добролюбова. Об этом и свидетельствует написанный Салтыковым-Щедриным в апреле 1862 года проект программы несостоявшегося журнала «Русская правда», где развивалась идея консолидации всех «партий прогресса», по-видимому, от Чернышевского до Дружинина, на почве достижения ближайших целей. Политический компромисс провозглашался наилучшей тактикой в условиях данного исторического момента.
Правда, писатель придавал огромное значение участию народных масс в борьбе за осуществление «отдаленного (социалистического Е. П.) идеала». Но концепция терпимости в отношении несходных идеалов у диаметрально противоположных тактических принципов вела сатирика к практическим крайностям, к утрате на какой-то момент революционной перспективы. Нельзя было толковать о выборе «просто мерзкой мерзости предпочтительно перед мерзейшею» в то самое время, когда подпольные силы, вызванные к жизни натиском освободительного движения, делали героические попытки революционными мерами сломать хребет самодержавию.