Ерунда! Как это может отразиться на нашем здоровье? беспечно отозвался Иван.
Ну, допустим, гуманоид при встрече направит в мой мозг какой-нибудь кодовый сигнал, и я превращусь сторонником его замыслов, стану послушным и управляемым. Последствия могут быть непредсказуемые.
Чушь всё это, Егор, поддержал Корчёмкин Ивана. Не накручивай в своей голове дурных мыслей. Я, к примеру, думаю совсем наоборот: твой чип будет служить нам незаменимым помощником. Сколько лет прошло с тех пор, когда, по твоему предположению, ты стал обладателем этого богатства?
Я не предполагаю, а знаю точно: чип был вмонтирован мне во время встречи с таинственным «фонарём» больше двух десятилетий назад. Об этом случае я тебе рассказывал. Ведь я тогда очнулся совсем не в том месте, с которого наблюдал за светящимся диском. Я очутился почему-то на краю поляны. Егор вопросительно взглянул на Корчёмкина. Тебе эта деталь о чём-то говорит?
Ты был взят на борт летающего объекта?
Несомненно. Именно там мне вмонтировали этот чип.
Тогда и переживать не стоит, заметил Шишкин. Если бы чип был предназначен ещё и для других целей, кроме получения информации в виде сновидений, то в течение двадцати лет он бы проявил себя в любом случае.
Я рад, что вы оба придерживаетесь одинакового мнения, с благодарностью сказал Ермаков. Не сообщить вам о наличии чипа в моей голове я просто не имел права. Впрочем, я полностью согласен с вашим мнением. Убеждён, что чип это своеобразный усилитель информационной энергии, поступающей в подсознание извне.
Теперь мне понятно, что ты имел в виду, когда два года назад заявил о неподготовленности нашей экспедиции, догадался Корчёмкин. Тебе необходимо было изучить чип?
Да, именно так. Я ставил массу экспериментов над собой. Каких именно не буду сейчас забивать ваши головы. Потом как-нибудь расскажу. Отмечу только то, что акцент делался на активизацию скрытых функций эпифиза. Основываясь на проведённых экспериментах, я сделал для себя вывод: секрет уникальных способностей человека кроется в этом таинственном грецком орехе. Именно эта железа способна творить чудеса. Если мы сможем активизировать её функции тогда телепатия, телекинез и многие другие «чудеса» станут такими же обычными свойствами человека, как слух и зрение.
И ты два года скрывал от меня всё то, чем занимался? с обидой в голосе высказался Корчёмкин.
Не хотел отрывать тебя от важных дел. Армия приучила так поступать в отношении большого начальства. Скрытность позволяла мне избегать нежелательных последствий. Генералам нужен был конечный результат, а не творческие идеи и домыслы.
Не надо ставить лучшего друга в один ряд с чёрствым генералом, не принимая доводы Егора, не успокаивался Корчёмкин. Меня всегда привлекала прикладная наука. И ты это знаешь. Я бы и сейчас с большим удовольствием поэкспериментировал вместе с тобой.
Извини, Михаил Петрович, но заниматься наукой так, как ты занимаешься ею сейчас, всё равно, что питаться на бегу бутербродами. Будет один только вред, и для тебя, и для окружающих. Ермаков открыто посмотрел в глаза друга.
О чём это ты? оторопел Корчёмкин.
Вспомни, что говорил нам профессор Петровский в студенчестве?
Напомни, забыл, наверно.
Если ты поставил однажды перед собой цель посвятить науке всю жизнь, отдать ей все силы и даже душу беги к этой цели, не разменивайся по мелочам и не оглядывайся по сторонам. Не можешь бежать иди, но не останавливайся. Не позволяют тебе идти ползи к цели на четвереньках. А если ты и этого сделать не в состоянии падай на землю, но всё равно смотри в том направлении, где маячит твоя заветная цель. Вот так напутствовал нас мудрый профессор. А ты, Миша, занимаешься чем угодно, только не наукой. Заведуешь кафедрой, исполняешь обязанности декана факультета, возглавляешь партийную ячейку, являешься членом каких-то сомнительных организаций. Ты сегодня являешься свадебным доктором наук.
Ермаков говорил с укором и неотрывно смотрел на Корчёмкина. Тот сконфузился под пристальным взглядом друга, отвёл глаза в сторону и, оправдываясь, произнёс:
Профессор Петровский был идеалистом Таких учёных уже нет. Сейчас жизнь круто изменилась, Егор. Многие понятия приобрели совершенно другой смысл, слились воедино настолько тесно, что разделить их практически невозможно. Наука в чистом виде и государству, по большому счёту, сегодня не нужна. Большие чиновники и пальцем не пошевелят, если не увидят коммерческого интереса. Приходится изворачиваться, чтобы выживать.