Не так-то просто выступать со свидетельскими показаниями против человека, который женат на вашей собственной дочери. Папа знал, что в моих отношениях с Майком возникли сложности, но мой брак всегда был и остается для него достаточно серьезной проблемой.
— Понятно. Вы думаете, он просто уехал, чтобы поразмыслить обо всем этом?
— У него на это должны быть веские причины. Не знаю точно, почему он уехал, но думаю, знаю, где он может находиться.
Я уселся поудобнее.
— Знаете? Так где же?
— У папы есть хижина возле озера Эрроухэд. Точнее — в Блю-Джей, в нескольких милях от озера. Мы туда раньше часто ездили, но это было... Последний раз я там была лет десять назад. Еще ребенком. — Алексис помолчала немного, потом добавила: — Если папе захотелось побыть несколько дней в полном одиночестве, то скорее всего он отправился в Блю-Джей.
— Тогда лучше дать знать об этом властям, и как можно скорее. Даже если отправиться туда прямо из аэропорта, нам потребуется несколько часов, чтобы добраться до Блю-Джей. Пилот может сообщить по радио...
— Зачем же заявлять в полицию?
— Чтобы они смогли оказаться там быстрее, чем нагрянут профсоюзные головорезы. Возможно, помыслы вашего мужа чисты, как первый снег. Что же касается Джона Рейгена и его головорезов, то я-то уж знаю — они готовы отдать половину Калифорнии, чтобы только заполучить вашего отца.
— Не сомневаюсь. Но, Шелл, они никогда не найдут хижину. Даже мне это не пришло в голову, пока я не узнала от вас, что папа уехал один.
— Ну... возможно, вы и правы.
Алексис улыбнулась:
— Уже пять дней, как он пропал. Еще несколько часов пребывания там не меняют дела. В хижине нет телефона, но мы можем отправиться туда сегодня же вечером. Если вы, конечно, хотите поехать со мной.
— Вы и сами знаете, что хочу. У меня есть несколько вопросов к доктору Фросту.
— Поэтому расслабьтесь. — Она снова улыбнулась. — Все будет в порядке. Теперь торопиться некуда да и волноваться больше не о чем.
Алексис прямо так и сказала.
Я поставил свой «кадиллак» перед отелем «Спартан-Апартмент», и Алексис поднялась вместе со мной. Мне было необходимо переодеться во все чистое. Я уже двое суток щеголял в своем «африканском» наряде и стал чувствовать себя старым шаманом племени дикарей.
Но, распахнув дверь своих апартаментов, я забыл обо всем на свете. Я уже больше не ощущал себя шаманом, зато очень хорошо ощущал, как нарастает внутри у меня дикарская ярость.
Минуту я только таращил глаза, не говоря ни слова.
— Что... что произошло? — спросила стоявшая рядом Алексис. — О, какой ужас! Кто мог сделать такое?
Вся квартира была перевернута вверх дном. Похоже, ктото орудовал здесь ножом и вилами. Прелестная квартирка, гордость моя и отрада, стала и неопрятной, и неудобной. Подушки с дивана разбросаны по полу. Сам диван перевернут вверх дном, обивка у основания разорвана и повисла клочьями. Книжный шкаф тоже перевернут, пуфики вспороты, кожаное кресло, в котором я любил отдыхать, исполосовано ножом, и из него торчит набивка.
Кухонька тоже подверглась разорению. Холодильник распахнут настежь, а все его содержимое вывалено на пол. В спальне и гостиной творилось то же самое. Мои костюмы, спортивные пиджаки, смокинги, прозрачные спортивные рубашки — все валялось на полу. Я поправил сдвинутую с места «Амелию».
Остальное невозможно было поправить.
— Ясно, они ей наподдали, — пожаловался я Алексис.
— Это ужасно, Шелл. Кто мог такое сотворить?
«Минк и Кэнди, — подумал я, — кто ж еще?» — а вслух сказал:
— Какие-нибудь молодцы, которым последнее время приходится частенько делать обыски.
— Зачем они это сделали? Чего они ищут? Или они разгромили вашу квартиру из любви к искусству?
— И то и другое.