— А как насчет Честера Драма?
— Какого еще Драма?
— Похоже, он с вами общается. Или с миссис Сэнд?
— Он не работает на меня, Скотт. Я не пользуюсь услугами таких, как ты... или Драм. Мне не нужны любители подсматривать в замочную скважину.
— Так, значит, вы не имеете понятия, где сейчас может находиться доктор Фрост?
— Нет, ни малейшего.
— По крайней мере, вы признаете, что знаете, кто он такой, не так ли? Ведь это не секрет, верно?
— Тебе самому, черт возьми, прекрасно известно, что он — отец моей жены!
— Да. А кроме того, он один из тех парней, которые готовы растерзать вас в ходе публичных слушаний на следующей неделе.
Сэнд заскрежетал зубами:
— Никто не собирается меня терзать.
На моей сигарете образовался длинный столбик пепла. Пепельницы в моем поле зрения не оказалось. Поверхность письменного стола Сэнда была абсолютно свободной, если не считать телефонного аппарата.
— У вас имеется пепельница? — поинтересовался я.
— Нет. И не сыпь пепел на ковер.
Не часто мне приходилось дважды считать до десяти. Но я не бросил окурок, а пепел стряхнул в манжету своих брюк.
Потом сказал:
— Вы неправильно истолковали мои слова, Сэнд. Я слышал, что желающих разделаться с вами полно. Кроме Фроста и Хартселла, например, имеется еще некий Джон Рейген с побережья.
Губы его скривились.
— Этот... — он выплюнул нелицеприятный эпитет. — С ним покончено, даже если он еще не знает об этом!
Я добродушно улыбнулся Сэнду:
— Определенно ему это еще не известно. В действительности же, судя по всему, Рейген собирается занять это место сразу после отставки и падения Майка Сэнда.
Он припечатал меня взглядом. Это был один из тех взглядов, которым человека пронзают насквозь.
— Не будет никакой отставки и падения Майка Сэнда!
— У меня создалось такое впечатление, что этой отставки ждут с нетерпением... даже тут. Аббамонте, например.
Сэнд хотел было что-то сказать, потом его веки опустились еще ниже, и он продолжил безразлично:
— Аббамонте освободил меня от большой рутинной работы. Я не могу сам вникать в каждую мелочь. Он — надежный, преданный «Братству» человек. Он — моя правая рука.
Его слова прозвучали так же фальшиво, как любые заверения Кремля. «Сэнд чуть было о чем-то не проговорился», — подумал я. Поэтому решил его подколоть.
— Конечно, — сказал я, — такой же преданный, как и Рейген.
— Я займусь Рейгеном и всеми остальными.
— Включая Хартселла и Фроста, я полагаю.
— Эта ничтожная комиссия меня абсолютно не волнует. Рядовые члены знают, что я для них сделал. Я оставлю свой след в истории.
— Наверняка. И получите пятьдесят лет тюрьмы.
Его голос стал предательски ласковым:
— Я всегда действовал исключительно в интересах рабочих. Чтобы у них был прожиточный минимум, достойные условия работы...
— Не забудьте взрывы, шантаж, вымогательство, инспирированные забастовки, убийства. Прожиточный минимум, говорите? Достойные условия работы?
Сэнд так сильно сжал сплетенные пальцы рук, что пара суставов тихо хрустнула, словно кому-то свернули шею.
— Ты начинаешь мне чертовски надоедать, Скотт. Вот что я тебе скажу: если для того, чтобы защитить права трудящихся, потребуется применить силу, то я это сделаю.
— Ну вот, опять вы о правах трудящихся! А как насчет их бесправия, Сэнд? Как насчет права трудящихся жить, не платя таким мерзавцам, как вы и Рейген?
И тут он взъярился.
— Вон! — заорал он. — Или я тебя выброшу!
Вид у него был такой, словно он и впрямь готов был это сделать.
Поэтому я сказал:
— Я уже слышал нечто подобное от Аббамонте. Я-то пришел сюда, чтобы встретиться с боссом, а меня привели к нему. Похоже, именно он тут всем заправляет, а не вы, Сэнд.