Очки были достаточно большими, закрывали брови и даже часть лба. Я ничего не мог поделать с выпачканной грязью одеждой, но на заднем сиденье моего «кадиллака» лежал давнишний, но удивительно хорошо сохранившийся дождевик, и я выудил его оттуда. Я никогда не курил трубку, но у меня имелась трубка из корня вереска, которую я иногда запихивал себе в рот, когда за кем-нибудь следил без автомобиля. Сейчас она могла мне пригодиться. Затем я схватил коробку с патронами для тридцать восьмого-"спешиэл", сунул их в карман пиджака и захлопнул крышку багажника.
Собрав все эти сокровища, я прошел квартал в обратную сторону и оставил их на чьей-то лужайке. Мне не хотелось, чтобы парень с автозаправки описывал потом полиции мужчину, одетого в дождевик, шляпу, темные очки и курящего трубку.
Я вернулся на автозаправочную станцию. Многие небольшие автозаправки обычно обслуживают сами их владельцы. Я вошел в контору и спросил мужчину, сидящего за заваленным бумагами столом:
— Вы владелец?
— Угу.
Он что-то писал, а потом оторвался и поднял на меня глаза.
— Не хотите купить машину на ходу? — поинтересовался я.
— Да ну?
— Дешево.
У него было открытое честное лицо, которое меня беспокоило. Но неожиданно оно стало еще более открытым, но менее честным.
— Купить, простите, что? — осторожно переспросил он.
— Новый «кадиллак», — пояснил я.
— На... на ходу?
— Работает как зверь и со всеми причиндалами. Стоит семь тысяч. Три куска — и он ваш.
— Два.
— Договорились.
Для него все произошло неожиданно быстро, и он слегка растерялся. Я сказал ему, что в цену не вошло оборудование в салоне, но у меня нет времени и нужны наличные, и пусть принимает решение побыстрее.
Ему понадобилось еще две минуты для принятия окончательного решения. Он проверил наличные в кассовом аппарате:
— У меня тут всего тысяча сто долларов.
— Давайте их и пишите расписку на оставшиеся девятьсот.
И не сообщайте о сделке, по крайней мере, — я посмотрел на часы, — по крайней мере часа четыре, и тогда я порву вашу расписку. Согласны?
Парень пришел в сильное возбуждение:
— Согласен.
Я расписался на розовом бланке, вручил ему ключи, взял наличные и расписку на девять сотен. Если он даст мне четыре часа, мой самолет уже будет в воздухе. Тогда может обзвонить хоть всех знакомых ему полицейских. Конечно, в случае, если я не опоздаю на самолет — времени у меня не так уж и много. Но в мои планы не входило опаздывать.
И мне действительно нужны были эти четыре часа.
— Дружище, — сказал я тихо, когда сделка была заключена, — если ты не подождешь четыре часа, я сюда вернусь.
Он судорожно сглотнул:
— Подожду.
Я бросил последний взгляд на свой автомобиль, красавец «кадиллак», и почувствовал короткий, но острый укол боли.
Потом быстро завернул за угол, надел плащ, шляпу и очки, зажал трубку в зубах и испарился.
Третье такси, которым я воспользовался, остановилось за четверть мили от Международного аэропорта. Оставшийся путь я проделал пешком. Еще раз позвонил Келли, сообщил, что некоторое время не смогу с ней связаться. В аэропорту подошел к стойке кассира. Мест нет, отказов тоже нет.
За тридцать минут до взлета мне повезло. К тому времени я непосредственно или косвенно обошел четырнадцать пассажиров и получил четырнадцать прямых отказов. Но один сказал: «Возможно».
Это был коротышка по имени Уильям Флинч, и ему нужно было прибыть в Вашингтон к понедельнику. А сейчас только начиналось субботнее утро, но он был человеком предусмотрительным. К тому же он хотел немножко развлечься в уик-энд. Я рассказал ему, как будет здорово, если кто-то другой заплатит за его билет на самолет — на более поздний рейс из этого или из другого аэропорта.