Пассажир: Туалеты нормальные сделайте!
Проводник с вытянувшимся лицом: Что -о?!
Пассажир, повысив голос: -Я говорю, туалеты нормальные сделайте! Я оплатил билет за нормальное обслуживание!
Проводник: И что ещё вам не нравится? Общество в вагоне перестало дышать.
После паузы, пассажир: А вы не пробовали на ходу поезда в туалет сходить? Рекомендую!
Взрыв хохота. Мужчина под «аплодисменты» занимает свое место.
Проводник, гремя ведрами, достает что-то отдаленно напоминающее веник. Поднимая пыль и в без того грязном вагоне, начинает яростно махать веником с лицом мученика. Потом достав швабру, идет убирать туалеты, после коих той же тряпкой елозит пол, по которому босиком бегают дети
Пассажиры забиваются в свои щели верхние и нижние полки.
Детей туда же; от грязи -по дальше!
Проводник с торжествующим видом, читающимся на его лице -вот и сидите по своим местам! Нечего тут сновать, я главный!
И сидят, как Полканы по конурам, а книга жалоб болтается тоскливо, подобно последнему листику, ждущему порыва ветра
Где ты, ветер?
ТОВАРИЩ ХОХОЛ
Поезд напоминал ловушку; обшивка вагона нагревается до такой степени, что дышать нечем.
Проводник, выйдя в проход объявляет:
Та мо- жня! Приготовили документы!
Он даже не обратился к едущим по их статусу, а зачем, его ведь нет? Среди пассажиров состава «Воркута Симферополь» начинается возня.
Кто-то, просыпаясь, включил полупомраченные от нелегкой дороги мозги, и тужился вспомнить, где же он?
Кто -то пхал в трусы то, чего не должно обнаружить таможне, а кто -то просто равнодушно наблюдал.
Блондинка 35 лет была одной из них.
Ей до чертиков надоела роль лягушки путешественницы. Укачивание в грязном и вонючем вагоне в течении двух суток принесло свои плоды; шею надуло из открытого окна. Закрыть его равносильно самоубийству. Голову ломило. Подташнивало то ли от духоты, то ли от выхлопа соседа по верхней полке.
Он как сел навеселе, с фляжкой, так и не переставал к ней прикладываться. И прятал её, свою блескучую фляжку под подушку, когда спал. И брал её с собой даже в туалет.
Гуля вздохнула и поправила белокурую прядь, покосилась на соседа и когда закончится веселящее во фляжке?
Шо, голубоглазая, Харькив, чишо? Ответил на её взгляд хохол.
Девушка сморщила носик и чихнула.
Ото! Здоровеньки булы!
Выдохнул хохол, и девушка снова сморщилась от запаха, что издавал желающий здоровья.
Спасибо!
Прогундосила она, зажав нос.
А ветер по ходу поезда все подносил и подносил благоуханье от соседа
Господи! И когда же мы приедем!
Опять вздохнула она. Но сердиться на хохла не хотелось.
И не моглось, у него, у хохла, все люди- товарищи.
Так он обращался и проводнику, и к соседям по купе, и к тем, кто проходил мимо. И что интересно: все отзывались с довольными улыбками.
Тут хохол вытащил свою блескучую фляжку, провел по красному лицу ладонью, вытерев испарину, кивнул Гуле.
Она замотала головой, отказываясь:
В такой скотомориловке!? У вас, наверно, не только фляжка бездонная»
А он приложился.
Затем выдохнул, на блондинку..
********
Поезд сбавлял скорость.
В открытое окно влетали ароматы южных растений, сменившие суровые верхушки северных елок.
Девушка радовалась: сколько она собиралась в Крым!
И всё- не удавалось. Но участившиеся сны кошмары про тихо стонущие корабли, старые корабли-герои в бухтах Севастополя, про войну, будь- то сейчас не 2013 год, а как в сорок первом война с фашистами
Сны стали почти явью; плач кораблей стоял в ушах даже сейчас.
Что можно успеть?
Гуля с детства трепетно относилась ко всему, что напоминало родной Севастополь, и страшно тосковала по нему. Стоило случайно увидеть по телевизору море и сердце обмирало.
Она смотрела в окно вагона и видела не мелькающее там, а что было на душе; стройные шеренги верных моряков, старые победные корабли, море
Всплывали какие-то картины с детства в летнюю пору мать возила её к бабушке, в Севастополь. Гуля моргнула, и море исчезло, слезинка растворилась в подушке под руками. Одной слезинкой не обошлось
Стекло опять поплыло под нахлынувшей волной изнутри. Южная кровь била в виски все сильнее, чувствуя приближение родной земли.