Но внук из Ленинграда продолжал позорить свою мать.
Терпение толстушки с севера лопнуло, когда он в отместку бабушке за то, что она пожаловалась его матери, изломал куст красивейших роз -для Гули они были чудом. Ребенок нигде, кроме Севастополя не видел роз. Где же им быть на далеком севере?
Как-то пошли они с кузеном на угольный пляж детский. Там и дельфинарий был, и от дома близко. Накупались, наигрались, пора обедать. Все одеваются по домам. А у кузена нет одежды!
Зашел, в закуток, скинул трусы в песок, а сам голый!
А добродушная северяночка шипит через ширму:
Ещё раз бабушку обидишь -утоплю!
Так и дефилировал опозоренный вор с лопухами, которых по балке полным- полно
Гулю родила счастливая женщина, причем -трижды.
Во-первых-, в сорок два года по советским меркам- шкала поздних рожениц; во -вторых- её дочь занесли в книгу- по весовой шкале не было равных, врач ещё пошутил маме: -вы что, богатырку нам с севера привезли? Ну а в- третьих, В -третьих, нигде, кроме военного госпиталя на то время, её принять не могли. Она бы погибла и ребёнок- то же, настолько трудными оказались роды. А ещё надо знать, что в Севастополь в советские времена попасть можно было лишь по пропускам. Выпиши крестный Гули справку на пропуск позже
ни маму, ни дочку -не спасли бы сказочный случай, да и только!
Промелькнул куст роз, яркая вспышка
Они приезжали тем же поездом, что и сейчас.
Вокруг стояла темень. Встречал обычно крёстный, или брат матери. Тогда ещё ходил автобус, такой большой, дли-и-инный
Девочка видела его только здесь.
И ещё одно то, чего не было нигде; запах моря и кораблей!..
Вот они подходят к бабушкиному дому. По обочинам дороги растут розы, выступающие из темноты сплошной цветущей стеной. Для ребенка с далекого севера розы под ногами, такие благородные, благоухающие; большие фонари прожектора; белые каменные дома, патрулирующие группы матросов в красивой форме сказка на всю жизнь. Но она так устала, ножки подкашиваются, а рученьки к цветам тянутся
Тогда её большая и добрая мама ставит сумки на дорожку, петляющую между кустов роз, и прижимает своё чадо к теплому, округлому животу, в котором она выносила семерых.
Розы, их аромат и материнское тепло навсегда врежутся в детскую память, подобно морским волнам, идущим в самое сердце, внахлёст, одна за другой, слизывая боль и страх, что судьба рисует на песке у твоих ног
Таксист лихо развернулся:
Как говорила Малахов курган! Девушка протянула купюру:
Сдачи не надо.
И вышла из машины. Такси дало задний ход. Армянин высунулся :
Чего не так? Не понравилось?
Наоборот, скоро ехали. Хорошо.
А чего обижаешь?
Так надо, брат. Примета такая. Он достал визитку и протянул:
Звони, по любому вопросу!
Блондинка кивнула и помахала ладошкой.
Оглядев площадь, она вздохнула. Пожалуй, Малахов курган то, что осталось с прежнего советского Севастополя А вокруг налепили ларьки-курятники, да банкиры, нечистые на руку, расставили ловушки для дураков банки однодневки
На одном из них часы высвечивали 2013.22.22.
Шел одиннадцатый час.
Сейчас бы чаю, да согреться!
Гуля потерла голые плечи, и поправила маечку матросочку.
Перебежала на знакомую асфальтовую дорожку.
Ах! Мои розы!.. Они по-прежнему тянут свои бутоны и соцветия к верху, не смотря ни на что!
Девушка подошла к благоухающим кустам и жадно вдохнула волшебный аромат. Её почудилось, что рядом стоит мама большая и добрая, и ждет её, чтобы обнять
Ах, мама мама
.Если б тебя могли спасти мои розы! Гуля смахнула слезинку. Растерев лепестки об нос, чтобы острее чувствовать аромат, девушка медленно пошла по дорожке, по которой столько раз проходили с мамой вместе.
А вот и переулок бабушки, и снова подъём. М да не секрет, что лучшие спортсмены из Крыма. Что ни улица, то каменная лестница; что ни двор то ступеньки, да такие крутые, что тренажеры пустышка, по сравнению с ними.
Те же булыжники. Та же яма
За двадцать лет -не могли засыпать! Все некогда делёжкой обременены А вот турника нет. И общаги тоже. На её месте- новое здание. А яму засыпать песка не нашли!
Девушка затаила дыхание и потерла грудину, сердце почти выскакивало.
Приблизилась к двери, из которой столько раз выходила милая бабуля, сухонькая, в платочке. Молча прижималась к её матери.