Чувствуя отчужденность и дерзкую борьбу подружки за выживание, Черныш все чаще стал покидать территорию и скитаться невесть где. Шерхан был надежным и верным другом.
Как-то незаметно Черныш исчез на несколько дней. Шерхан продолжал угрюмо ходить к мусору, но в гордом одиночестве.
Пронеслась весть, что Черныша сбила машина на мосту, а его мертвого сбросили в Пивоварку мелкую, узкую речку-ручей.
Людей боялся, от людей и подох сказал мужик, услышав известие.
Около месяца Капа оставалась на территории станции одна. Стала привыкать к одинокой, скучной жизни. С еще большим рвением подхалимничала, лезла с ласками к людям, ругала истеричным лаем прохожих и кошек, строжилась иногда над Шерханом.
Но вот нежданно-негаданно объявился Черныш! Прибыл с того света! Спрятался от людских глаз за строительной корзиной и ждал, когда появится в миске хоть что-нибудь. Человек обнаружил его невзначай и ахнул от неожиданности:
Батюшки родные, воскрес?!
Глаза Черныша выражали ужас и испуг, мольбу и просьбу, покорность и безысходность. Казалось, что от собаки остались только два больших, вылезших из орбит глаза, а все остальное было не его. Она сидела, заваливаясь набок, опершись оземь передними лапами. Задние лапы валялись под ней безжизненно, обезволено. Меж ними лежал в израненной коже плоский кусок гениталий.
Целый месяц Черныш боролся за жизнь. Боролся яростно со смертью и вышел из той борьбы победителем. Победа вопреки природе, победа в укор человеку, победа назло себе!
Страдалец отвернулся от человека, напряг передние лапы и потащил себя подальше от него. Он все так же боялся этих огромных существ, но теперь уже ненавидел их. Весь месяц он боролся, цеплялся из последних своих силенок за жизнь в одиночестве, но голод заставил его вновь вернуться туда, где есть запах еды, где он успел увидеть воочию яркую вспышку лучика света в своей жизни
Мужик наполнил миску пищей и подставил ее к изуродованному телу собаки. Он, человек, ощутил какую-то свербящую вину в своей душе. Впервые к Чернышу проснулась та пронзительная вина и жалость, которая там остается навсегда. Вина не прямая, но понял, что есть в ней какая-то общая сопричастность. То состояние души, что приводит к потребности обращения близкого к состраданию
Черныш наклонил обезображенную страхом усатую мордашку к миске и начал жадно глотать все, что цепляли его острые молодые зубы и проворный красный язычок. Тем временем с человека он не сводил глаз боялся и ненавидел его.
Изможденная собака-инвалид ощутила на себе внимание людей и, утолив чувство голода, передними лапами потащила свое тело по асфальту. Она исчезла так же, как появилась спряталась в свое укрытие. Ей нужен был покой, ей не нужны были людские воздыхания.
К вечеру, когда на территории станции было пустынно, Черныш перенес свое тело к скамейке, покинул убежище и стал с надеждой ожидать, что его вновь накормят. Капа, виляя хвостом, бегала рядом, обнюхивала его и тоже жалела. Она видела мучения друга, побаивалась уродства его и, лизнув несчастного в нос, отбегала в сторону. Он сидел неподвижной статуэткой на передних лапах, как всегда, окидывал проворным взглядом местность вокруг себя и дирижировал своими острыми чуткими ушками.
Женщина вышла из помещения и увидела собаку.
Несчастный ребенок! сказала она и направилась к нему.
Ее душа была наполнена тоскливыми материнскими чувствами. Ей хотелось жалеть и голубить маленькое крохотное существо. Но когда она приблизилась к Чернышу, тот истерично заметался и, не спуская с нее испуганного взгляда, с удивительной быстротой поволок безжизненное тело в сторону. Он выкарабкался на газон в лоно пожухлой желтой травы. Та еще колыхалась крепкими высокими стеблями и прикрывала его.
Дурачок, недотрога! вздохнула она и села на скамейку.
Она тешила себя надеждой, как и все работники станции, что Черныш если выжил, раз научился передвигаться значит, раны затянутся, хворь пройдет, и он будет так же резвиться, как ранее. Этого так хотелось! Надо только его откормить и дать ему спокойно набираться сил.
Каждый раз, выходя к миске, Черныш появлялся невесть откуда. Каждый раз люди находили его убежище, и каждый раз он менял место. Он не хотел, чтобы его беспокоили, чтобы люди знали очередное его место. Это было для него тяжким испытанием. От людей ему нужна была не жалость он ее не понимал. Инстинкт ему подсказывал, что нужно питаться набираться сил. Он знал, что хотел, и отчаянно боролся со своим недугом, с людской жалостью, с миром, который устроен не для него.