Мам, а где будет зыть ёзык? снова подал голос Данька.
В лесу они живут, строят себе домики.
А мой где будет зыть? Тот, которого папа подарит.
Приехали. Вспомнили про папу. К этому разговору Марина была не готова. Последние дни она избегала говорить с сыном об Андрее, руководствуясь правилом: меньше говоришь быстрее забывается. Но и Андрей тоже хорош какого-то ежика обещал подарить, еще не дай бог, живого.
Он сказал, что когда мы поедем к тете Вале на дачу, он мне там его подалит.
Вот когда подарит, тогда и подумаем, хорошо?
Получив от сына утвердительный ответ, она успокоилась. Пройдет время забудется. Тут с Машкой не знаешь, что делать, еще ежика ей не хватало. Будет топать по ночам и рвать обои, а ухаживать за ним, естественно, будет она.
Вдруг ее осенило: к какой еще тете Вале? Неужели Андрей собрался брать Даньку к своей любовнице? Он ведь обещал не звонить, не напоминать о своем существовании так малышу проще будет смириться с тем, что у него теперь есть только мама. Они же обо всем договорились!
Куда едешь, дурища! сердито покрутил пальцем у виска мужик на «Жигулях», когда она повернула на запрещающий знак. Дома сиди, борщ вари, водила!
Тебя спросить забыла! рявкнула Марина, и придавила педаль газа.
Начинается. Злость на весь свет, агрессия к мужчинам, недовольство жизнью и невротические реакции все симптомы разведенной женщины налицо.
*****
Она заехала в город, и в который раз удивилась: что бы ни происходило, старая его часть почти не менялась. Двухэтажные домики еще дореволюционной постройки теснились один к другому, вытянувшись вдоль узкой улицы. На первых этажах разместились конторы и лавки, а на вторых жили люди. То и дело встречались старенькие церквушки и колоколенки, весьма неплохо выглядевшие в свои триста и четыреста лет. Купить в таком тихом старом месте крохотный домик в три этажа было ее давней мечтой. Просыпаться по утрам под звон колоколов, спускаться по крутым лестницам вниз и подниматься вверх, всех будить, тормошить и сообщать, что начался новый день и можно пить чай и кофе, есть свежие булочки и разбегаться по своим делам. Она была согласна даже на половинку крошечного дома, но с отдельным входом с улицы. Так замечательно сразу с улицы попадать в свое парадное, и не делить его с безумными соседями, которые то и дело стремятся создать «соседское объединение», напоминают об уборке, собирают деньги на кодовый замок, просят подписаться под прошением мэру, чтобы он разрешил внеплановый ремонт или придумывают что-нибудь еще. Она так и видела эту свою дверь большую, кованую, как в старых замках, и открываться она будет старинным ключом. Поворачиваешь его и сразу попадаешь в свой дом, который обволакивает родным запахом, и где милые сердцу вещи стоят на своих местах. Внизу, в подвале, будет мастерская и кухня, на втором этаже большая гостиная, а на третьем две спальни. Андрей называл ее помещицей двухкомнатной квартиры ей мало, подавай трехэтажный дом!
Неужели нельзя ни о чем вспомнить, чтобы не наткнуться на воспоминание об Андрее? Она поймала себя на мысли, что совсем на него не злилась. Зато самой себе она не могла простить невнимательности и доверчивости. Где вообще была ее женская интуиция эти полгода, когда он задерживался на собраниях после рабочего дня, «работал» в выходные, чтобы заработать на новую машину и «шикарный отпуск». Она не отговаривала его от дополнительной работы, понимая, что он делает это для них с Данькой. Старалась не досаждать расспросами, видя, как он устает, не настаивала на совместных выходных и уезжала к родителям или к подругам, чтобы он выспался и отдохнул. И совсем не спрашивала о деньгах. Верила, что он сам разберется и обязательно сделает так, как им будет лучше. Дура, что тут скажешь. Сама во всем виновата.
То, что она виновата, Марина поняла еще из разговора с Андреем. Он позвал ее в кафе, предварительно попросив забросить Даньку на пару часиков к подруге. Как она была счастлива в тот вечер: надела джинсы и рубашку, которую давно мечтала обновить. Даже сережки в уши вставила, мечтая о романтическом вечере, нежности и головокружении от сознания, что рядом самый родной, самый любимый человек на свете.
Мариша, понимаешь
И тут она, наконец, что-то начала понимать. Заметила его нервозность, сжатые губы, побелевшие костяшки пальцев, и холодный взгляд. Это были глаза чужого человека. Они смотрели мимо нее. Андрей все время говорил не о ней. О Валентине.