А на половину мирового посредника, кроме двери из столовой, которая вела в небольшие сени, за которыми уже шли две комнаты; в сени можно было зайти, и не входя в дом, прямо из сада туда вела входная дверь, которой обычно и пользовался мировой посредник. Он приходил и уходил, когда ему было удобно, совершенно независимо от нас. А если ему хотелось зайти к нам, то дверь из столовой в сени у нас не запиралась, и он мог зайти, когда ему вздумается. Конечно, если он входил вечером, и в зале и в столовой уже не было света, он дальше и не шел, а возвращался к себе, т. к. отсутствие света уже говорило о том, что все разошлись по своим местам.
Я опять несколько отклоняюсь: бабушка с Василием Андреевичем решили дать нам возможность уехать за границу, чтобы там закончить образование. Бабушка, так сказать, брала нас на свое иждивение на какой-то срок, примерно на год. А Василий Андреевич должен был ежемесячно посылать нам обычную сумму, как он посылал нам на все наши нужды в Одессу. Мы должны были эти деньги класть в сберкассу и таким образом постепенно скопить нужную сумму для оплаты дороги и для того, чтобы там у нас был хоть небольшой запасной фонд на всякий случай болезнь, запаздывание посылки денег из дома и т. п., на любой «непредвиденный случай». Вот, таким образом мы оказались в Островке и общими усилиями Василия Андреевича и бабушки Лидии Яковлевны стали, так сказать, класть фундамент под нашу общую судьбу.
Василий Андреевич Попов в молодости
Надо было решить, куда ехать. Насколько нам было известно, большинство русских в таких случаях ехало в Швейцарию. Это была более вольнолюбивая страна, университеты ее свободно принимали иностранцев, мы было так и решили, что поедем именно туда. Французским и немецким языком мы с бабушкой свободно владели и рассчитывали, что если будем постоянно говорить между собой на одном из этих языков, то и Сережа его усвоит. Надо было выбрать французскую или немецкую Швейцарию. Но Василий Андреевич высказался против Швейцарии по таким соображениям: во-первых, кто-то его заверил, что там жизнь довольно дорога, очень много иностранцев, при том богатых, так что там и квартиры, и вообще все обходится дорого.
А кроме того, русские студенты там в основном народ, занимающийся не столько своим образованием, сколько политикой. Мы еще очень молоды, неопытны, можем этим увлечься и отклониться от нашей прямой цели закончить свое образование. Можем выйти там в какие-нибудь политические организации и закрыть для себя возможность вернуться на родину.
В общем, Василий Андреевич (может быть, его в этом направлении настроили церковники), просто боялся отпустить нас в Швейцарию, а выдвинул на наше планирование и решение Италию. И по климату, и по сравнительной дешевизне жизни, и по небольшому количеству русских в итальянских университетах эта страна казалась ему более подходящей. Даже кто-то сказал ему, что из итальянских университетов особенно славится Туринский всей постановкой дела. Мы с бабушкой и с Сережей решили написать русскому консулу в Турин и основательно узнать у него все условия жизни в Турине. Написали. Ответили нам по его поручению два русских студента Туринского университета Михаил Шнейдер и Кириченко, не помню его имени-отчества. Оказалось, что русский консул там итальянец, сам даже не мог прочитать нашего письма, вызвал русских студентов. Они ему перевели наше письмо и написали ответ.
Мы получили от них самые точные сведения обо всем, что нас интересовало: что большую меблированную комнату в Турине можно снять за 25-30-35 лир в месяц. Лира там ходит, как у нас рубль, а на наши деньги она равна 27,5 копеек. Сообщили нам и цены на разные продукты и цены на еду в кафе, в столовой, в ресторане. Все было очень подходяще, т. к. и бабушка, и Василий Андреевич совершенно успокоились. Общий выбор остановился на Турине. Я написала кому-то из моих бывших одноклассниц, кажется, Валюсе Гориневской, и она купила нам очень хороший самоучитель итальянского языка, итальяно-русский и русско-итальянский словари и роман (не вспомню автора) «Promessi sposi». Когда мы все это получили, мы взялись за изучение итальянского языка. Мне-то было нетрудно, т. к. я говорила по-французски, а корни слов у них почти все общие, вроде как у нас с болгарским, даже часто случалось и так, как у нас с украинским. Например, слово mari (муж) по-итальянски будет marito, и так бывало часто, что слова почти совпадали с французскими. Сереже приходилось, конечно, труднее, чем мне, но он был настойчивее и усидчивее меня.