Вероника еще две недели назад написала в Багничи. Письмо пришлось передавать с оказией, через внучку деда Базыля, которая привезла в Пинск рыбу, и только с подобной же оказией можно было ожидать ответа.
Да, ответила она. Вчера получила.
Что она вам советует?
Я не спрашивала у нее совета, пожала плечами Вероника.
Вы самостоятельная барышня.
Винцент улыбнулся. Она хотела убрать ладонь с его лба, но он быстрым и легким прикосновением удержал ее.
Дело не в моей самостоятельности, ответила Вероника. Просто мы здесь находимся в прифронтовой черте, сразу же узнаем сводки, понимаем, что происходит и чего ожидать. А мама живет в глуши и питается случайными вестями. Что же она может мне посоветовать?
Возможно, предложит приехать к ней.
Этого точно не предложит. Вероника покачала головой. Все Полесье уже под немцами.
И ваш маёнток тоже?
Нет. Но лишь потому, что до него трудно добраться. Болота кругом.
Тогда, быть может, вы примете мой совет?
Винцент перенес ее руку к себе на грудь. Сквозь бязь госпитальной рубахи Вероника почувствовала, как быстро и тревожно бьется его сердце. Не хотелось произносить ни слова. С трудом стряхнув сладостное оцепенение, которое охватило ее, она произнесла:
Я слушаю вас, пан Лабомирский.
Меня эвакуируют в Минск, сказал Винцент.
Знаю, кивнула Вероника. Доктор Волков еще позавчера предупредил, чтобы я готовила вас к эвакуации. То есть не вас одного, быстро поправилась она. Еще капитана Дивасовича, и поручика Малынко, и
Я прошу вас поехать со мной, перебил Винцент.
Сердце у нее замерло и тут же стремительно заколотилось от его слов. Однако она произнесла ироническим тоном:
Вы так говорите, будто предлагаете мне бежать ночью из дому. На седле перед вами, как в романе Вальтера Скотта.
Почел бы за честь. Винцент улыбнулся в ответ на ее иронию. Блеск в его глазах из тревожного сделался ясным и ласковым. Но, к сожалению, в седло я теперь сяду не скоро. Поэтому мне остается лишь просить вас сопровождать мои носилки.
Вы и сами понимаете, что это невозможно.
Нисколько не понимаю. Почему?
Я приняла на себя обязанности сестры милосердия. Вероника постаралась интонацией смягчить сухость своих слов. И должна оставаться в госпитале, пока не будет иного распоряжения.
Но немцы вот-вот возьмут Пинск! И не останется же госпиталь при них. То есть госпиталь, наверное, останется, где-то же и немецких раненых придется лечить. Но вряд ли этим будете заниматься вы.
Я дождусь общего распоряжения, твердо повторила Вероника.
Если это будет распоряжение эвакуироваться в Минск, вы его выполните?
Конечно, я же сказала.
В таком случае мы окажемся в Минске разом. Вероника Он чуть сжал ее пальцы. Я понимаю, все это слишком скоропалительно. Но ведь война. Смогу ли позже сказать вам то, что готов сказать сейчас? Я люблю вас и прошу вашей руки вот мои слова.
За этот краткий и бесконечный военный год Вероника поняла то же, о чем и он говорил сейчас: что само понятие времени исчезло. Через час, завтра, через год все эти сроки уравнялись, и каждый из них может не наступить никогда.
И все-таки ее охватила растерянность.
Вы Не обманываете ли вы себя?.. чуть слышно проговорила она.
Ни себя, ни вас. Если согласитесь, мы можем обвенчаться немедленно. Ведь вы католичка?
Да.
Она кивнула машинально, и вышло, будто соглашается с немедленным венчанием.
Я попрошу, чтобы ксендза позвали в госпиталь. Ведь в Пинске есть костел? Ну конечно есть. Ксендз придет быстро.
Вероника молчала. Да, война, да, ничего нельзя откладывать. Но замужество Винцент нравится ей, она в него, может быть, даже влюблена, ей не с чем сравнивать, поэтому она не знает наверняка Но связать с ним свою жизнь, и навсегда связать, перед Богом
Наверное, он почувствовал ее колебания. Конечно, почувствовал, потому что поспешно проговорил:
Пожалуйста, не отказывайте мне сразу. Простите, что испугал вас таким натиском. Мне он не был свойствен, но война никого не делает лучше. Прежде я просил бы вас принять помолвочное кольцо, представил бы родителям. А теперь веду себя как
Ваши родители живы?
Вероника перебила Винцента, чтобы избавить от неловкости его и себя.
Да. Кажется, он тоже рад был избавиться от этой их общей неловкости. Они живут в Кракове и будут счастливы моим выбором, я уверен.