Равнение на политологию
Одной из главных причин высокой востребованности социогуманитарных наук в современной России служит также настоящий культ политики и всего, что с ней связано. Поэтому вполне закономерны и изменение общей траектории развития отечественной науки, которое можно выразить формулой «из космоса в политику» (Юревич, 1999), и ее переключение с выполнения прежних социальных функций (например, обслуживание ВПК, который потреблял более 70% общих расходов на советскую науку) на выполнение новых функций, таких как обслуживание мира политики. Соответствующий заказ оформился как социальный в первую очередь социогуманитарной науке, что не так тривиально, как может показаться на первый взгляд, и было предопределено не столько общими закономерностями взаимодействия науки и политики, сколько спецификой новорусской политической культуры7.
В западных странах, где, по подсчетам экономистов, 6580% прироста национального благосостояния осуществляется за счет научнотехнического прогресса, один из стержневых компонентов программы любой солидной политической партии составляет научнотехническая политика. Реализуется принцип «политика для общества посредством науки», а восприятие политиков электоратом во многом зависит от их вклада в создание оптимальных условий для развития науки и техники (Political action, 1979). В результате западные политики, как правило, взаимодействуют не с какойлибо отдельно взятой наукой, а с научнотехническим комплексом в целом.
Иное дело отечественные политические деятели. Несмотря на их патологическое пристрастие к ученым степеням, научнотехническая политика занимает крайне скромное место (а чаще вообще не занимает никакого места) в их предвыборных программах и в риторике8, а их взаимодействие с наукой подчинено принципу «наука для политики». Отечественными политиками востребована лишь та наука, которая позволяет улучшать политические имиджи, готовить и проводить избирательные кампании, зондировать и «зомбировать» общественное мнение, т.е. та наука, которая полезна лично им, а не та, которая обеспечивает развитие общества и повышение его благосостояния.
Потребности отечественных политиков и их сугубо потребительское отношение к науке обусловили не только изменение общей проблематики наших социогуманитарных дисциплин и их «равнение на политологию»9, но и ряд институциональных изменений в их организации. Российская академическая наука оказалась плохо приспособленной к выполнению такой специфической и неакадемической функции, как обслуживание политиков. Зато, как грибы после хорошего дождя (интересно, что это выражение независимо друг от друга употребляют самые разные авторы), стали плодиться так называемые «независимые» исследовательские центры, которые довольно быстро оттеснили академическую науку от наших политиков. В последние годы создано более 100 новых социологических центров, которые в основном проводят опросы общественного мнения и выполняют другие прикладные заказы, имеющие непосредственное отношение к политике (Юревич, Цапенко, 2001). Возникло и более 300 собственно политологических исследовательских центров (во всяком случае заявивших о себе в этом качестве) с весьма сомнительной, за немногими исключениями, репутацией, но зато со средним оборотом порядка 300 тыс. долл. в год (Цепляев, Пивоварова, 2002). И эта цифра, какой бы ненадежной она ни была, служит убедительной иллюстрацией того, какая именно «наука» у нас востребована. Не отстали от «независимых» центров и новые академии. Так, уже в 2002 г. бывший министр науки В.Е. Фортов констатировал: «В последнее время появилось более 120 официально зарегистрированных академий (академии молодого отца и тенниса, академия акмеологических наук и академия российских немцев немногие примеры этого ряда), сфера деятельности которых простирается от русского целительства до каратедо Шокотан, а статус академика присваивается зачастую за деньги и лицам, не имеющим даже среднего образования» (Фортов, 2002, с. 52).
Новыми институциональными формами адаптации нашей социогуманитарной науки к происходящему в современной России стали «институтыкарлики» и «институтыпризраки». «Институтыкарлики», которыми с недавних пор начали обрастать наши университеты и другие крупные вузы, это вполне интернациональная форма организации науки, в какойто мере противоположная гигантизму советских научноисследовательских учреждений, все еще дающему о себе знать и в российской науке. В отличие от наших «НИИгигантов» в штате «институтовкарликов», как правило, насчитывается не более пяти человек, и создаются они, опять же в отличие от наших традиционных НИИ, не на века, а для решения определенной задачи, в большинстве случаев так или иначе связанной с политикой. «Институтыкарлики» имеют немало преимуществ перед «НИИгигантами», хотя жестко противопоставлять друг другу эти формы организации науки было бы неверно. К тому же очень распространенной формой их взаимодействия является ситуация, когда специалисты, работающие в негосударственных «институтахкарликах» на договорных началах, при этом хранят свои трудовые книжки в государственных «НИИгигантах», где раньше появлялись лишь в дни зарплаты, а теперь, после того, как их зарплаты стали переводить на кредитные карточки, появляются еще реже.