— Викентий Викентьевич испуганно обернулся, будто за его спиной тут же возник господин с белыми, как снег, волосами.
— Не к нам конкретно, — поправилась Анастасия. — А к нам — в город.
— Может быть, все не так страшно? Образуется, так сказать. — Викентий Викентьевич покосился на дверь, шум за которой ничуть не стихал, а напротив, усиливался.
— Мы сделаем вид, что нас это не касается, — задумчиво проговорила Анастасия.
— Как будет угодно, сударыня. — Вновь не без изящества поклонился коротышка. — Решение зависит исключительно от вас.
Анастасия повернулась, чтобы вернуться к себе, но вдруг остановилась.
— Послушай, киса, Барсик, а почему ты не называешь меня королевой?
— Простите, сударыня, почему-то не могу.
— Не тяну, значит, на королеву?
— Сударыня, вы же знаете, как я вам предан!
— Но встречать Фарна на вокзал не поедешь, ведь так?
— Шайтаниров пойдет, ему такие поручения по душе. А меня увольте, я человек умственного труда.
Вновь в комнате что-то грохнуло, а следом раздался истошный визг. Барсик вздрогнул всем телом и сделал попытку ретироваться за дверь.
— Послушай, избавься от них! — в сердцах воскликнула Анастасия.
— Никак не могу, — потупился Барсик.
— А если я прикажу?
— Если прикажете, — Викентий Викентьевич глубоко вздохнул, — что ж, дело подневольное, исполню. Но я бы просил нижайше…
— Ладно, ладно, делай, что хочешь, — милостиво разрешила Анастасия и вновь собралась идти к себе, и вновь остановилась. — Знаешь, что этот пацан придумал, а? Будто бы из параллельного мира на трамвае приехал. Ну, каково? Тебе нравится?
Барсик, услышав такое, даже подпрыгнул на месте.
— Ох, лучше не надо! — воскликнул он в сердцах. — Не люблю я переправы.
— Это теперь не в нашей власти, — заметила Анастасия.
— Ну да, да, одни наделают, а нам расхлебывай. Знаем мы такие штучки.
— Да не ворчи ты, Барсик, киса, — одернула его Анастасия.. — Надоело. Я отправляюсь спать, завтра день будет хлопотный.
— У тебя все равно ничего не получится! — выкрикнул Барсик, и сам сконфузился от таких дерзких слов.
— Это почему же?!
— Потому что тебе никогда не удается сладить с Фарном. — Он еще больше сконфузился.
— Посмотрим, — прошипела Анастасия.
Вернувшись к себе, Анастасия бросилась на постель, но заснуть не могла — слова Барсика ее уязвили. Можно, конечно, обратить его в крысу или сделать какую-нибудь другую гадость, но вряд ли это утолит ее душу. Глупец! Что он знает об ее замыслах?! Ничего! Сколько лет она таилась и ждала. Все эти долгие-долгие годы казались сном. Но наконец она проснулась. Нельзя сказать, чтобы прежде она не открывала глаза по утрам. Вставала, куда-то шла, делала вид, что врачует, а вечером опять занимала горизонтальное положение на своей широкой продавленной тахте. Один день походил на другой, несмотря на то, что часы исправно тикали, и так же исправно опадали листки отрывного календаря. Эпохи разнятся, дни остаются схожими. Когда очередной облысевший календарь вышвыривается в окно, ватная неподвижность сна начинает казаться невыносимой. Время требует соблюдения условностей даже во сне. Окружающим надо предъявлять морщины, седину в волосах, набрякшие вены. Если такие жертвы тебе кажутся чрезмерными, приходится менять имя и тот маршрут, по которому ты ежедневно уходишь из дома.
Труднее всего во сне дождаться пробуждения. Кто-то должен подойти и тронуть тебя за плечо. Но никто из персонажей твоего сна не может этого сделать. Ни милый Барсик, ни фантазер Шайтаниров. Они послушно ждут пробуждения вместе с тобой.
Но в эту ночь Анастасия проснулась. Явь! Она, как солнечный свет после театральной подсветки. Вещи приобрели плотность, пространство — глубину, тело — силу, разум — ясность.