Он удивлялся, как уан может грустить, если живёт в окружении поразительных чудовищ. Никто не указывает ему, что делать и как себя вести: он может веселиться хоть целый день и играть, с кем хочет. Потом мальчишка вспоминал, как смеялись над Келефом стражники, слуги и Тадонг, как отзывалась о нём мать, и хмурился, чувствуя противоречие.
В ночь с четвёртого на пятый день Хин наблюдал за величественным восходом Лирии. Та появилась из-за тёмной громады крепости, ещё пушащаяся туманом и непохожая на Луну. Она расплывалась, пульсировала и почти не давала света, пока - в тот час ночи, который называют началом нового дня - не стала вдвое меньше прежнего, но ясной и чистой, белой с едва заметным серебристым оттенком.
От созерцания небесных красот мальчишку отвлекло движение во дворе. Хин присмотрелся внимательнее: по этой части стены никогда не ходили стражники, а уж спускаться вниз и бродить среди хлама, рискуя что-нибудь себе сломать, им бы и вовсе в голову не пришло.
"Ведун", - решил мальчишка. Фигура вышла из тени, и Хин улыбнулся - это был уан. Он плыл к стене так решительно и уверенно, точно там был его тайник или скрытый проход. Хин с восторгом приготовился увидеть, как случится что-то любопытное, но уан просто ударился о стену. Мальчишка озадаченно нахмурился. Келеф бросился на стену снова. Он бился об неё вновь и вновь с глухим, едва слышным звуком, точно обезумевшая змея, а потом, привалившись к ней спиной, медленно сполз наземь. Какое-то время он лежал в пыли ничком, только его пальцы судорожно двигались, зарываясь в песок. Потом поднялся, постоял немного и поплыл обратно к крепости.
Хин замер, боясь дышать глубоко. Он ждал новых ужасов, но неожиданно в ночи зазвучала тихая, сказочная мелодия[9] . Она лилась из темноты крепости, чистая и звенящая, как будто её пела сама Луна.
С утра Меми принялась выговаривать Хину, что люди не спят у окон и, наверное, не зря придумали постели. Мальчишка лишь смотрел на неё и счастливо улыбался. Девушка подняла бровь.
- Что случилось?
- Ты слышала вчера колыбельную? - вдохновенно спросил её Хин.
Няня нахмурилась:
- Нет, - сказала она. - Но спала я на диво хорошо.
После завтрака мальчишка вышел побродить по двору. Он представил себе, что где-то среди сора лежит бесценное сокровище, да только оно заколдовано и сразу не разглядишь, каково оно из себя. Сначала нужно угадать сердцем эту вещь, поверить в неё, и тогда она раскроется. Хин принялся рассматривать и перебирать хлам. Постепенно он обошёл половину двора и оказался позади крепости.
Высокий, но недлинный кусок металлической ограды, обросший тряпьём, нависал над останками кухонного стола, лишившегося всех четырёх ножек. За оградой стоял Сил'ан и смотрел на стену. Юный Одезри вздрогнул, увидев его на том самом месте, что и вчера ночью.
- Онге, Келеф-уан, - мальчишка постарался верно повторить все интонации.
Реакция его поразила. Статуя вдруг ожила, обернулась к нему и ответила недоверчиво, но совсем не зло:
- Зар-ы дэа дээе-тет маиит.
Хин ничего не понял, смутился и, поклонившись, хотел уйти, но уан остановил его взмахом руки, потом жестом велел подождать.
- Как… - начал было он, но знание языка его подвело. Сил'ан попытался снова, медленно, ошибаясь даже в ударении: - Откуда понимание какие слова и порядок?
- Я… сравнил, - признался мальчишка. - На общем вы сказали бы мне: ясного утра, господин Одезри. А на своём вы сказали: онге, Одезри-сиэ. Я подумал, что "сиэ" не может быть "утром", потому что оно звучит как-то незначительно. Значит, "сиэ" - это "господин", а "онге" - это "ясное утро".
- Оа, - произнёс уан с той же интонацией, с какой Меми говорила "увы".
- Нет? - уточнил Хин.
- Онге нна - утро, - ответил ему Келеф.
- Тогда в чём ошибка? Просто утро?
- Утро, - повторил уан.
Мальчишка понял.