Когда он снова поставил чашку, ремесленник наполнил ее из глиняного кувшина, стоявшего на полу в бадье с водой, чтобы охлаждаться.
— А как мальчик? Что с ним? — продолжал старик. Ремесленник рассмеялся.
— Сказать по правде, — ответил он, — когда мы добрались до Сконы и я нанес визит вежливости сестре, я о нем более или менее забыл. Домашние, приблудные и бездомные зверьки, прочая благотворительность — у меня никогда не было времени на подобные вещи. Я с радостью брошу мелочь в шляпу какого-нибудь бедняги, если испытываю к нему жалость, однако чту простое правило: благотворительность кончается дома, и если бездомный пес плетется за мной по улице, он напрашивается на неприятности. Нет, я считал, что сделал для парнишки вполне достаточно, вытащив его из костра, а там пусть заботится о себе сам. — Он вздохнул. — Однако не повезло.
— Нет?
— В одно прекрасное утро, — покачал головой ремесленник, — он вдруг объявился, весь такой потерянный и жалкий, а я, как нарочно, в тот момент пытался установить воротный столб, что ужасно неудобно делать в одиночку; и вот, не подумав, я сказал: «Возьми подержи», и он держал столб, пока я его забивал, а потом помог мне поднять перемычку и держал один конец, пока я соединял «ласточкин хвост». Наконец, когда работа была сделана и я понял, что он помогал мне, не сказав ни единого слова, кроме «так?»; у меня не хватило жестокости прогнать мальчишку, и с тех пор он со мной. Я учу его ремеслу, и в целом он скорее помогает, чем мешает. Впрочем, забавно, — продолжал ремесленник со смешком, — когда я пробую его чему-нибудь научить, а у него почему-то не получается, я стараюсь быть спокойным и рассудительным, но в конце концов теряю терпение и задаю парню нагоняй — он слушает точно так, как я мальчишкой слушал отца у нас дома, в длинном амбаре. И тогда я перестаю орать. Слишком хорошо сам все помню.
— Вот оно что, — проговорил старик с усмешкой. — Сын, которого у тебя никогда не было.
— Не было и не надо, — фыркнув, ответил ремесленник. — Я ничего не имею против компании, но никогда в ней особенно не нуждался, как другие, которые без этого не могут. Надо отдать парню должное: он много работает и очень старается, хоть и болтает без умолку. Да и черт с ним, я не жалуюсь.
— Вижу, — с улыбкой проговорил старик. — Если хочешь знать мое мнение, ты становишься мягче.
— Я бы сказал, выдержаннее, как то дерево наверху. А это то же самое, что сказать: я начинаю вести себя сообразно возрасту. Когда я зарабатывал на жизнь, убивая других, это не давало мне стать человеком средних лет. А тут совершенно иной образ жизни.
— Лучше?
Ремесленник снова задумался, прежде чем ответить.
— Это чертовски тяжелый труд. Однако да, гораздо лучше. Теперь я бы не вернулся, даже если бы меня сделали императором и поселили в верхнем городе. Возможно, именно этим я всегда хотел заниматься; в таком случае надо не забыть поставить юному Темраю выпивку, когда встречу его в следующий раз.
Старик рассмеялся.
— Наверняка все это время он очень переживал за тебя.
— Что такое сожженный город для друзей, если им хорошо?.. — Ремесленник поднял рубанок и провел им по поверхности бруска; послышался чистый режущий звук. — Я стараюсь поменьше думать об этой стороне вещей, — сказал он. — Просто удивительно, насколько лучше становится жизнь, если удается не забивать голову мыслями.
Старик отпил еще, поставил чашку и накрыл ее шляпой, чтобы туда не летели опилки.
— Дела идут хорошо?
— Не могу пожаловаться, — ответил ремесленник. — Поразительно, насколько здешний народ плохо разбирается в луках.