Без любви
Итак, внутренний мир Тихона представлял собой полноценную троицу: собственно Тихон, ловелас без любви, потом «дядя» Архип без признаков биографии, и поп-расстрига «отец» Филипп.
Тихон был ловеласом с оговорками. Он почти ничего не любил. Можно было бы сказать, что он, как Остап Бендер, любил деньги и страдал от их недостатка но это было бы тоже неправдой. И деньги Тихон не любил. Такая жизненная неувязка приключилась с ним потому, что он не любил главное себя. Не было в нем зерна любви, из которого мог бы произрасти хоть кактус благополучия.
Или другое какое растение Говорят, что семечко растет, потому что тянется к солнцу. Только ради него оно старается продраться сквозь плотный грунт, ради него выпускает корни, чтобы высосать влагу из подземной реальности. А потом, дескать, в качестве мотивации добавляется жажда продления рода, выражающаяся в попытках накидать вокруг себя таких же семян, пристать к собачьей шерсти и разнестись на невероятные расстояния, чтобы и там произрасти сквозь асфальт. Оно даже готово быть проглоченным коровой, или лисой, чтобы потом выйти из звериного желудка там, где получится, и произрасти, воспев гимн всемогущей жизни.
Врут. Всё врут романтики. Ради себя любимого семечко старается. Любит оно себя, вот и живет.
Тихон семечком не был, не случилось как-то, не задалось. Вместо этого он стал человеком, но в меру нелюдимым: вроде как семечком, зачем-то робеющим при виде других семян.
Он даже на смерть в магнитном томографе шел потому, что робко желал компании умных людей вокруг себя, не ведомой толком при жизни. Троица в голове не в счет.
Многие кажут, что все дело в травмобогатом детстве и бедной любовью школе и будут неправы. В школьные годы Тихон любил футбол. Любил он его по-настоящему, то есть практически, не по телевизору. Сбегал с уроков, чтобы постоять на воротах, перекидывался с дружками записочками: «Ты сегодня будешь?». Девчонки, хихикая, ловили записочки и прятали, друзья-футболисты злились и продолжали писать, договариваться.
Мы бу, а ты?
И я бу!
Одну такую записочку училка перехватила, буквально на лету, как муха:
«Я буду. Луж.», прочла она вслух, внедрив столько издёвки в голос, что будь та шрапнелью, рота фрицев полегла бы, не меньше, Ты что, Тихон, будешь в луже, я не поняла? Что ты будешь в луже делать лежать, плавать, плескаться?
Дабы лихо оборжать товарища, советским пионерам многих поводов не надо было, вот они и ржали всем классом. Тихон стоял, не краснея, и радовался: автор записки, Алешка Лужков, но не родственник тому самому, просто однофамилец, будет после уроков на стадионе, и это хорошо. Поиграем!
Играть Тихон любил, но не умел. Неумение он компенсировал самоотверженностью. Упасть поперек ворот, прыгнуть под мяч, а то и под ноги нападающему для него сие было всласть. Благодаря этому на воротах он стоял хорошо, практически не пробиваемо. Когда он становился на ворота, соперники требовали себе дополнительного игрока, чтобы уравновесить шансы.
С этой дурацкой, чисто русской, самоотверженностью он шагал по жизни вплоть до полташка, когда само туловище подсказало, хрустя суставами а не перестать ли тебе себя отвергать, Тиша? Я уже давно хрустю нездоровым похрустом, лет десять. А ты всё то под ноги, то поперек ворот, как правильный советский пионер, который сам погибай, а товарища выручай.
Потом, когда жизнь в виде морковки сзади, серьезно отмотивировала, Тихон начал вспоминать самые эмоциональные детские моменты. Вспоминая, Тихон научился отлавливать установки, которые были с моментами связаны. С ярким дворовым футболом оказалась связанной самоотверженность, безжалостность к себе, и даже нелюбовь.
Про то, чтобы себя полюбить в пятьдесят, туловище пока молчало. Но хотя бы его не ломать это было бы уже хорошо. Может, хватит уже компенсировать: неумение самоотверженностью, недальновидность преданностью, неумение ладить с людьми переработками, нелюбовь к себе критикой остальных?
Решив в голове, что хватит, Тихон взялся за дело. Потому что делать куда важнее, чем разглядывать в голове мысли. Мысли, они как пузырьки на поверхности супа. Что-то варится в кастрюле подсознания, непонятое, неизвестно когда и кем положенное, неосознанное и страшащее. А наверх вылетают пузырьки. Сиречь мысли. Только они и видны. Какая в них ценность-то? Разве что видно по их наличию, что суп еще не выкипел полностью, что длится в кастрюле некий процесс.