С большой признательностью отмечаю, что написание этой книги стало возможным благодаря щедрости фонда, основанного ныне покойным Франклином Дж. Мэтчеттом из Нью-Йорка, человеком, посвятившим себя вопросам науки и метафизики. Он был одним из тех редких представителей бизнеса, которым удается вырваться из порочного круга зарабатывания денег ради зарабатывания денег ради зарабатывания денег Фонд Мэтчетта спонсирует метафизические исследования, и излишне говорить, что для меня его заинтересованность в столь необычном подходе к метафизике, диаметрально противоположном привычному, является признаком творческого подхода и замечательной проницательности.
Алан Уотс,
Сан-Франциско,
май 1951 г.
Глава 1
Век тревоги
Давайте попробуем взглянуть на человеческую жизнь отстраненно. Она не более чем короткая вспышка, разрезающая ткань безграничной тьмы, которая в обе стороны уходит в бесконечность. И даже эта короткая вспышка отнюдь не похожа на безоблачный день. Чем более мы восприимчивы к счастью, тем более восприимчивы к боли. Боль, физическая и душевная, сопровождает нас от рождения до смерти. Поэтому мы привыкли думать, что жизнь нечто большее, чем кажется на первый взгляд, что после смерти нас ждет иное, лучшее будущее. Ведь если жизнь является именно тем, чем кажется на первый взгляд, в ней нет ни малейшего смысла. Если жизнь должна окончиться болью, сожалениями об утраченном и превращением в ничто, не слишком ли это жестокий и бессмысленный опыт для нас, рожденных, чтобы мыслить, надеяться, творить и любить? Человек, существо осмысленное, хочет, чтобы и жизнь имела смысл. А его довольно сложно отыскать, если воспринимать жизнь такой, какая она есть, не приписывая ей скрытый «высший порядок» и не прибавляя к ней вечное посмертное существование, которое уравновешивало бы столь ненадежный и ускользающий опыт жизни и смерти.
Возможно, меня обвинят в том, что я слишком легкомысленно отношусь к слишком серьезным вещам, но попытки придать смысл кажущемуся хаосу повседневного существования напоминают мне озорную мечту из моего детства послать кому-нибудь по почте воду. Представьте себе: получатель разворачивает посылку и ему на колени проливается водопад! Конечно, мне никогда не удалось даже мысленно приблизиться к исполнению этого замысла, потому что невозможно, просто-таки раздражающе невозможно завернуть фунт воды в бумажную упаковку. Да, существует бумага, не размокающая в воде. Но проблема не в этом. Проблема в том, что никак не получится «отрезать» от воды кусочек и придать ей какую-то форму, чтобы затем завернуть в упаковку и обвязать бечевкой.
Чем больше изучаешь ответы, которые по-настоящему умные и одаренные люди пытаются дать на вопросы политики, экономики, искусства, философии и религии, тем сильнее ощущение, что все эти незаурядные личности тратят уйму усилий и таланта на то, чтобы завернуть воду жизни в аккуратные непромокаемые упаковки.
Современному человеку это становится особенно очевидно по целому ряду причин. Мы слишком хорошо знаем свою историю, слишком много перед глазами таких «упаковок», предсказуемо размокших и развалившихся на части. Столь многое мы узнали о жизни, о том, как она устроена, что при всем желании не получается свести ее к простому и очевидному. В результате сегодня, как никогда раньше, она кажется сложной и «бесформенной». Более того, научный и технический прогресс настолько ускорили темп жизни, настолько обострили ее восприятие, что наши «упаковки» разваливаются с каждым днем все быстрее и быстрее.
Возникает ощущение, что мы живем во времена небывалой уязвимости. Слишком многое изменилось за последние сто лет. Слишком много вековых, казавшихся незыблемыми традиций семейных, социальных, государственных, экономических, религиозных распалось буквально на наших глазах. С каждым годом все меньше столпов, на которые можно было бы опереться, все меньше надежного и незыблемого, что воспринималось бы как истина в последней инстанции, сегодня и навсегда.
Для кого-то такие перемены стали долгожданным освобождением от гнетущих моральных, социальных и духовных догм. Для кого-то, напротив, оказались опасным, внушающим ужас разрывом с нормами (а значит, и со здравым смыслом), катастрофой, после которой человек погрузился в беспросветный хаос. Для большинства же людей за мгновенным радостным опьянением свободой пришла изматывающая всепронизывающая тревога. Ведь если все относительно, если жизнь превращается в ревущий поток, не имеющий ни цели, ни берегов, в котором ничто не вечно, кроме вечных перемен, начинает казаться, что у такой жизни «нет будущего», а значит, нет и надежды.