Не хотелось бы лишить возможности его императорское величество обчистить мои карманы!
– Ну что ж, едем, – согласился Волк, вонзая каблуки в бока олгарского коня, нетерпеливо перебиравшего под ним ногами.
Они добрались до гостиницы к полудню, почти ничего не видя из-за сильного снегопада. Крепкий забор окружал несколько приземистых зданий. Легионеры, населявшие их, были совсем не похожи на тех толнедрийских торговцев, которых встречал Гарион, – ни вкрадчивых манер, ни льстивого голоса; закаленные в боях солдаты с жестким взглядом и грубыми манерами, в латах и шлемах с перьями. Они держались гордо, даже высокомерно, с сознанием того, что за их спинами – сила и мощь Толнедры.
Еда в обеденном зале была самой простой и сытной, но ужасно дорогой.
Крохотные спальные закутки оказались безукоризненно чистыми, с жесткими узкими постелями, толстыми шерстяными одеялами, и тоже обходились недешево. В стойлах было прибрано, и тут господину Волку опять пришлось выложить немалую сумму.
Гарион забеспокоился при мысли о том, во что обошелся старику ночлег, но Волк платил с таким безразличием, как будто имел бездонный карман.
– Отдохнем здесь до завтра, – объявил после обеда старик, – а вдруг снегопад к утру прекратится. Не нравится мне, что приходится брести вслепую через метель. Слишком многое может ускользнуть по пути от нашего внимания.
Гарион, совершенно отупев от усталости, с благодарностью выслушал Волка, клюя носом за столом. Остальные о чем-то тихо говорили между собой, но он был слишком измучен, чтобы вслушиваться.
– Гарион, – наконец сказала тетя Пол, – почему бы тебе не пойти спать?
– Не хочу, тетя Пол, – быстро встрепенувшись, ответил он, снова расстроившись, что с ним обращаются как с ребенком.
– Немедленно, Гарион, – приказала она приводящим в бешенство, хорошо знакомым тоном. Казалось, всю жизнь он только и слышал от нее эти два слова: «Немедленно, Гарион...» Но спорить, по всей видимости, не имело смысла.
Он встал и поразился тому, как трясутся ноги. Тетя тоже поднялась и повела его к выходу.
– Я сам найду дорогу, – запротестовал Гарион.
– Конечно, – согласилась она, – а теперь пойдем.
Из последних сил забравшись на кровать, Гарион блаженно растянулся во весь рост. Тетя подоткнула одеяло, натянув его чуть ли не до носа.
– Устройся хорошенько, а то простудишься, – велела она и притронулась прохладной рукой к его лбу, как часто делала с самого детства.
– Тетя Пол... – сонно позвал мальчик.
– Что, Гарион?
– Кем были мои родители? То есть я хочу сказать, как их звали?
Тетя серьезно взглянула на него:
– Поговорим об этом позже.
– Я хочу знать, – упрямо настаивал он.
– Хорошо. Отца звали Гирен, а мать – Илдера.
Гарион задумался.
– Имена не сендарийские, – наконец объявил он.
– Совершенно верно.
– А почему?
– Это долгая история, – ответила она, – а ты сейчас слишком устал, чтобы слушать.
Повинуясь какому-то внезапному импульсу, Гарион протянул руку и коснулся белого локона на лбу тем местом ладони, где белела метка. И как уже случалось раньше, по коже побежали мурашки, странное окошко приоткрылось в мозгу, на этот раз осветив что-то гораздо более важное. Гариона охватила ярость, и перед глазами встало лицо – лицо, непонятно каким образом напоминавшее лицо господина Волка, и весь ужасный всепожирающий гнев был обращен именно на этот образ. Тетя Пол отодвинулась.
– Я просила, Гарион, не делать этого, – сухо сказала она, – ты еще не готов!
– Но ты скажешь, когда придет время?
– Может быть, но не сейчас. Закрой глаза и спи.
И тут, как будто приказ полностью лишил его воли, Гарион немедленно погрузился в глубокий безмятежный сон.
На следующее утро снег больше не падал, и мир, лежавший за стенами имперской гостиницы, был закутан толстым нетронутым белым одеялом, а воздух стал полупрозрачным от влажной дымки, почти тумана.