Спины сантехников выражали насквозь оскорбленное профессиональное самолюбие.
– Я нештатный инспектор котлонадзора и разбираюсь как надо! – В голосе прозвенело железо. – Это списанный кран, и нечего его совать!
Урчание сантехников свидетельствовало, что они уличены справедливо. Сегодня вымогательство не удалось. И только остатки достоинства удерживали экспедицию от унизительного бегства. Мешок с огрызками труб, изношенными кранами, потертыми прокладками и прочим сантехническим сокровищем, которым они хотели примазаться к великим свершениям, был с негодованием брошен им под ноги. Кто-то, не щадя живота, стоял на страже интересов родного рыжиковского очага. Кто?
Сквозь стенку сантехниковских спин доктор Рыжиков с изумлением разглядел Чикина.
В синем рабочем халате, с засученными рукавами, оторванный от чего-то важного, Чикин открыл себя с неожиданной стороны. Он командовал. В голосе у него прорубилось железо. Такого не ожидал даже все ожидающий доктор Петрович. Человек, который до сих пор только спрашивал или просил, сурово требовал. У него появилась ответственность. Притом за дело, которое было дорого доктору Рыжикову. Это согревало. Но согревало не всех.
– Подумаешь, знаток… – удалялось бурчание старшего в группе сантехников. – Надзиратель хренов…
Доктор Рыжиков посмотрел на больного Чикина с искренним уважением. Больной Чикин, увидев доктора Рыжикова, втянул голову в плечи и снова стал маленьким.
– Я там стол… – начал он почему-то оправдываться. – Так его или так?
Судьбу стола пришел решать и Сулейман.
– А где же машинка? – спросил его доктор Петрович.
– Извините… – мягко улыбнулся Сулейман.
– Пора монтировать, – обеспокоенно добавил Рыжиков.
– Лев Христофорович тоже говорит… – на что-то намекнули искры в глазах Сулеймана. – Целый день сидит, в окно смотрит. Грустный такой.
Доктор Рыжиков погладил щеку и улыбнулся:
– Не болит… Честное слово, не болит. Даже забыл, что такое зубы… Железо могу грызть.
– У вас в дуплах тройная доза мышьяка, – посочувствовал Сулейман. – Там все нервы поотмирали, вы не бойтесь…
– В зубах-то поотмирали, – согласился доктор Рыжиков. – А в пятках живы.
– Почему в пятках? – попался на секунду Сулейман. – А-а… А я думал, храбрый русский солдат…
– А может, мы с вами ее потихоньку принесем? – предложил доктор Рыжиков. – Рано или поздно… Все мы немножко лошади. А я прооперирую завтра у железнодорожников и послезавтра…
– Извините… – мягко отрезал Сулейман. – Вы можете с самим аллахом ссориться, вам уже можно все. А мне без научного руководителя нельзя. Иначе придется в Баку возвращаться…
Страх возвращения в Баку прыгнул в глубоких и темных глазах Сулеймана насмешливыми золотыми искрами.
– Ну что ж… – чисто по-рыжиковски вздохнул доктор Рыжиков. – Я вам зла не желаю. После операции сразу пойду. Честное слово. Раз попал в окружение…
Вырвать настенную бормашину предстояло суровой ценой долечивания зубов. Доктор Рыжиков, храбрый десантник, все еще надеялся проскочить зайцем.
Между тем место для пироговского стола было выбрано, и Чикин вооружился дрелью, чтобы начать его торжественное прикрепление к указанным точкам пола. Узенькое, как гладильная доска, ложе будущих кровавых упражнений пристраивалось относительно окна и лампы, двери и шкафчиков с имуществом, громоздкой дыхательной аппаратуры, словом – всего обязательного, после чего не оставалось места самому столу или, на крайний случай, хирургу.
В самый момент подсчетов и перемеров на пороге выросла иссушенная фигура Сильвы Сидоровны:
– Больной Чикин! К вам тут жена!
– Атас! – крикнул доктор Рыжиков шепотом.