Лидия отпила из чашки. Вздохнула.
Помолчали, размышляя каждая в своем. Галя о Тане Сойкиной, Дининой матери, с которой они хорошо общались, можно сказать, даже дружили. Теперь женщину увезли в больницу с инсультом. А завтра ведь похороны Галя и представить себе не могла, как Таня будет жить дальше, если еще оклемается, без своей горячо любимой девочки, своей единственной отрады. Стало страшно. Да так, что хоть кричи. У самой Петровны было трое сыновей. Старший четыре года назад женился. И без каждого из них она не могла представить своей жизни. А Дина у Татьяны одна. Была одна Ничто не расскажет о человеке лучше, чем прошедшее время: родился, женился, умер.
Был
Лидия же размышляла о том, что не мешало бы обзавестись собакой. Она не очень любила домашних животных: шерсть, лишние траты и все такое. Но собака отличный охранник и защитник. И Таисия была бы на седьмом небе от счастья, она всю жизнь мечтала о пушистом друге.
«Странно, почему я об этом думаю? одернула себя женщина. Чего мне бояться? Кому я, старуха, нужна? Да и с чего решила, что убийства будут продолжаться?»
Ответом было лишь странное сосущее чувство тревоги, которого цепкий и рациональный ум учительницы не мог объяснить.
Тут повисшее молчание нарушил тихий, но вполне явный звук дробь быстрых, приглушенных травой шагов. Женщины одновременно прислушались.
Дверь распахнулась, впустив в комнату яркий сноп плавающих в солнечном свете пылинок и высокую девушку с большим рюкзаком за плечами.
Привет, мама, улыбнулась она Лидии Степановне. О, и теть Галя здесь! Здрасьте!
Лидия сдержанно поприветствовала дочь кивком, осведомилась:
Почему не позвонила? Я не знала, что ты приедешь.
Девушка неторопливо прошла вглубь комнаты, стащила с затекших плеч рюкзак, поставила у дивана, где сидела Петровна, уселась рядом.
Целый день звонила, ответила она, с прохладой глядя на мать. Ты трубку не брала.
Учительница мысленно отругала себя за глупость: она действительно забыла взять с собой мобильник, уходя собирать малину.
Как практика, Таечка? подала голос пришедшая в себя Галина.
Да ничего, отозвалась девушка, вполне обычная скукота. Универ мыли, общагу, садили кусты какие-то.
Соседка заговорщицки улыбнулась: ее дети тоже всегда так говорили.
Лидия Степановна подала дочери чашку чая.
Что значит скукота? Это же так приятно деревья сажать, в порядок родной университет приводить, назидательно проговорила она, пристально глядя на дочь, будто пытаясь рассмотреть ее мысли. Та же неопределенно пожала плечами и отпила чай.
Ну, может.
Тай, а ты Дину Сойкину зна начала было Галина, но суровый взгляд Лидии заткнул ей рот не хуже крепкого мужского кулака, сунутого под нос.
Таисия чуть приподняла бровь. Удивилась, наверное, чего так мать сердится, подумала Петровна.
Знаю, а что?
Ничего. Галина Петровна просто вмешалась было мать, но соседка быстро перебила ее:
Пойду-ка я лучше, девчонки. Мне еще картошку окучивать и, не прощаясь, вышла. Она хорошо знала: при Лидии Тайке и сказать-то ничего нельзя, будто та дите малолетнее, а не крепкая рослая девка, которой бы уж и замуж пора. Да и без заскоков, в отличие от матери.
Что это с ней? спросила девушка, задумчиво глядя на закрывшуюся за соседкой дверь. Обычно ее и палкой не выгонишь.
Лидия недовольно поджала губы, уставившись в какую-то видимую лишь ей точку.
Ты пей, пей чай, сухо отмахнулась она от дочери. И не выражайся, не о ровеснице говоришь.
Тая угукнула, в два больших глотка осушила чашку, легко подхватила увесистый рюкзак и отправилась в свою комнату, нервно расплетая на ходу короткую, но толстую и аккуратную косичку.
Глава третья
Ночь была неспокойной. Небо то и дело вспыхивало немыми зарницами, на короткие мгновения выхватывая из темноты шевелящиеся призраки деревьев и кустов. Шумел и гремел всем, до чего мог дотянуться, ветер. Где-то заливалась лаем растревоженная воцарившимся беспокойством собака. Явно надвигалась буря.
Лидия заперла дверь, наглухо закрыла все окна, несмотря на духоту. Дочь провожала внимательным взглядом каждое ее движение, но ни о чем не спрашивала, знала, что бесполезно: мать все еще относилась к ней как к несмышленому ребенку и не считала нужным посвящать ее во «взрослые» вопросы. И доказать обратное как и вообще что-нибудь доказать этой жесткой и упрямой женщине было попросту невозможно. Она никогда никого не слушала, кроме самой себя.