И какой бы доброй ты ни была, ты станешь тогда Важной Шишкой, а они – мелкой шушерой, не стоящей заглавной буквы. Они будут зависеть от тебя, ты – командовать ими. Они станут холопами, а ты – деспотом. Ты думаешь, и тебе, и им будет от этого лучше? Помоему, это обратит их в ничтожества, а тебя – в пугало.
– Да не собираюсь я их пугать!
– Нет?
– Я бы им помочь постаралась.
– Да, но знаешь, – Бог помогает тому, кто сам себе помогает.
Мария вытащила драный носовой платок, и начала скручивать его, рискуя обратить в клочья.
– Так что же мне делать?
Профессор с трудом поднялся, подошел к затянутому паутиной окну и замер, глядя сквозь стекло.
– Не мне тебе указывать.
– А что бы ты сделал, Профессор?
– Я бы отвез ее на остров и отпустил подобру-поздорову.
– И не встречался бы больше с ее народом?
– И больше бы не встречался.
– Профессор, – сказал Мария, – я же могу помочь им, если мы иногда будем встречаться. Я могла бы для них что-нибудь делать. Я копать умею.
– Это ни к чему. Копать они должны сами.
– Мне же совсем некого любить.
Он повернулся к ней и надел очки.
– Если они тебя любят, – сказал он, – тогда все в порядке. Тогда и тебе их можно любить. Но неужели ты думаешь, Мария, что сумеешь заставить их полюбить тебя такой, какая ты есть, хватая их и заворачивая в грязные носовые платки?
Глава V
Мария подгребала на ялике к острову и сердце ее сжималось. Доплыв до цели, она привязала ялик к лиственнице и вынула из кармана узелок, испытывая потребность уронить совершенно непиратскую слезу. Она поставила пленницу на древесный ствол.
Маленькая лиллипутская дама несколько мгновений простояла, прижимая к себе младенца. Пережитое приключение измяло и изжевало ее наряд. Волосы ее растрепались, мысли явно пришли в беспорядок. Однако, сообразив, в каком направлении ей следует двигаться, дама совершила поступок, который стоил немалого. Она присела перед Марией в реверансе. Впрочем, сразу же и испортила впечатление, развернувшись и припустившись бежать во всю прыть.
Наша героиня, чувствуя себя безутешной, обогнула на ялике остров, заметив при этом, что пробитая ею тропа заделана. Кто-то подтянул колючие плети на прежние их места и сплел вместе, образовав сплошной заслон.
«В конце-то концов, – думала Мария, – это же мой собственный остров. Я сама этот остров открыла и имею столько же прав обследовать его, как и всякий другой. Ну хорошо, пусть мне пришлось их отпустить, но почему меня следует гнать с моего собственного острова, я все равно не понимаю.»
И она опять причалила к лиственнице, и некоторое время просидела в ялике, размышляя. Ей хотелось сойти на берег, осмотреть как следует храм, – она была совершенно уверена, что там можно обнаружить немало интересного, даже если все человечки попрячутся.
Пока она так размышляла, она смотрела на дерево, а пока смотрела, ей все сильнее и сильнее начинало казаться, что в нем есть нечто странное. Корни дерева остались лежать на сухой земле, а сама лиственница простиралась в озеро, так что верхушка ее скрылась в воде. Прямой ствол под небольшим углом выходил из воды, ветви были утыканы зазеленевшими по-летнему шишечками, и что-то такое зеленело вдоль одной стороны ствола, какая-то туманная завеса, спадающая в воду, как будто прямо из лиственничного ствола вырастали яркие волоконца. Очень эта штука походила на маскировочную сеть.
Мария переползла на другой конец ялика, оказавшись достаточно близко к сети, чтобы поднять ее. Под ней в доке между ветвью и стволом стояла на якорях дюжина каноэ. То были каноэ наилучшего рода, наподобие эскимосских каяков – с водонепроницаемой палубой, позволяющей застегиваться внутри и переворачиваться кверху дном, не утопая.