Клеопра Стамийская, произносит она грудным низким голосом с вибрирующими нотками.
Шар снова показывает божественное доказательство того, что судья честна и справедлива, через уста других людей.
Приглашают четвёртую призванную.
Ай Семь Ид Три Ипсил Шесть Два, называет она своё имя.
Либо девушка из будущего, либо из какого-то фантастично-техногенного мира. Яркие зелёные волосы коротко стрижены, на висках и затылке выбриты ровные линии, образующие геометрический рисунок. На шее видна широкая татуировка с вертикальными полосами, похожая на штрихкод. Двигается эта судья скупо, словно экономит энергию. Шаги выверенные, чёткие. Ни одного лишнего шевеления, без подёргивания и дрожания.
На этот раз шар демонстрирует технику, напоминающую компьютеры, и роботов. Не могут же эти существа быть людьми! Они безэмоциональные, без блеска в глазах. Даже морщин на лице не видно. У маленьких детей уже есть носогубная складка, а у этих её нет.
Все эти роботы и компьютеры утверждали, что Ай Семь и как там её дальше зовут справедлива в решениях.
Последней наступает моя очередь. Я чувствую, как снова все взгляды приковываются ко мне, когда иду к скульптуре и касаюсь прохладного камня, быстро нагревающегося под ладонью. Налетевший ветерок срывает капюшон. От статуи отделается сверкающий шар. Наконец-то я узнаю причину, по которой меня выбрали боги их мира.
Мальчику нужно поставить «четвёрку», узнаю я голос директора школы, откуда я уволилась в день попадания в Аидэлэр.
Так пусть учит и отвечает, и будет ему «четвёрка», отвечаю я начальнице.
Я помню каждое слово. Знаю, с чего всё началось, и чем всё закончится. Я много себя нахвалила в той беседе. С одной стороны, это плохо, как бы некрасиво, но с другой принижать себя тоже не стоит. Знаешь о своих лучших чертах и умениях не молчи! Пусть о них знают и другие.
Весь разговор пошёл с родительницы этого нерадивого ученика, пожаловавшейся на мою предвзятость. О чём громко и грозно заявляет мне директриса.
Мы будем вас проверять, пытается она надавить на меня.
Я прекрасный учитель с хорошим образованием. Красный диплом тому подтверждение. Будете меня проверять? Проверяйте! Вот тетради того, за кого вы заступаетесь, я раскладываю перед ней рабочие тетради ученика. Нет ни одной домашней работы. Классные работы также не записаны.
Начальница листает вещественные доказательства моей правоты.
Мальчик обвиняет меня при всём классе в необъективности выставления его оценок, тут я наклоняюсь к директрисе и уже более низким голосом, с предупреждающими нотками, произношу: Да все ученики знают о моей справедливости и неподкупности. Они уверены, что я всегда оценю их знания, как бы они не относились ко мне. Именно эта моя черта помогла мне заслужить их доверие.
И всё же вы на него давите, не унимается она. Вы должны перед ним извиниться и исправить оценки.
Это уже прошло, но её требование снова задевает меня. Внутри поднимается волна протеста.
Та я, что в шаре, вскакивает и повышает голос:
Я самый честный и справедливый учитель
Картинка гаснет. А мне, стоит признаться, хочется провалиться со стыда. О необходимых качествах предшествующих судий сообщали другие, а я сама себя нахваливаю.
Ищу взглядом фельтмаршалока, который тут же отвечает мне презрением и осуждением. Что? То есть за то, что я считаю себя непредвзятой и говорю об этом открыто, он смотрит на меня сверху вниз?
Сам себя не похвалишь, никто не похвалит.
Упрямо вздёргиваю подбородок и с вызовом во взгляде отвечаю ему, но я отвлекаюсь на собственное изображение в шаре, где я-подросток после девятого класса.
Я прекрасно помню показываемое событие. Это была моя единственная поездка в санаторий. И меня там обвинили в доносе. Даже на спину приклеили стикер с надписью «ябеда». Дети бывают жестокими.
Правда открылась на следующий день. Донесла третья соседка на первую, которая запиралась в нашей комнате с мальчиком. Чем они там занимались? Меня это лично не интересовало, но то, что комната была заперта почти всегда, факт.
В этой ситуации есть доля моей вины. Я пригрозила второй соседке, остававшейся с мальчишкой, что расскажу воспитателям. Вот она и подумала на меня, когда её отругали и запретили быть наедине с мальчишкой. С тех пор я дала себе зарок, что не грожу тем, что не собираюсь делать. Если сказала, то делаю.