Вместо жалости, которую он, казалось бы, должен был испытывать, Фриний ощущал нечто вроде брезгливости и легкого, зудящего чувства облегчения. Женщина, сидящая перед ним, не имела почти ничего общего с той Аньелью, которую он помнил.
— Тойре не рассказывай, — велела Строптивица. — Скорей всего, он сам углядел, а нет — так и не нужно. — Она провела рукой по столу, словно сметая всё, произнесенное до этого, и тем самым закрывая тему. — Ну, — спросила, — так куда ты теперь, после обучения своего? В Хайвурре решил не оставаться, а?
Фриний рассказал, что едет с Тойрой, потому что тот его нанял.
Строптивица покивала, словно именно это и ожидала услышать.
— Ну да, «нанял». Для чего же, разреши узнать.
— Я не уверен, что могу об этом говорить.
— А ты уверен, что сам-то знаешь правду? А-а, ладно, ты небось думаешь, я наговариваю на него, потому что мы в ссоре. И зазвала тебя сюда, чтобы против него настроить.
— А это не так? — Она усмехнулась.
— Мальчик-мальчик, ты хочешь быть сильным, но это не сила. Когда-нибудь ты поймешь… Сегодня тебе не до этого. Но однажды подумай, чего же от тебя хочет твой приемный отец.
— А ты знаешь это?
Строптивица качнула головой. Сейчас она выглядела старой, очень старой и казалась почти безумной, вопреки спокойному тону.
— Конечно нет, мальчик. Он никогда и никого полностью не посвящает в свои планы. Разве только если уверен, что от этого будет какой-нибудь прок.
Фриний ничего не ответил. Разговор начал вызывать у него досаду и небольшое раздражение. Да и затронутая Строптивицей тема ему не нравилась.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать?
— Можешь. — Она заглянула ему в глаза, хотя в домике по-прежнему царил полумрак. — Каждый год вспоминай о нашем разговоре, в день ее смерти. Всего один раз в год спрашивай себя,что ты делаешь изачем. Особенно —зачем. Обещаешь, сынок?
— Обещаю.
Со двора донеслось лошадиное ржание, было слышно, как нетерпеливо бьют о землю копыта. Тойра вполголоса что-то проговорил, видимо, успокаивая животных.
— Намекает, — усмехнулась Аньель. — Пора тебе. Ну, ступай, чародей.
Досадуя на себя (и отчасти — на Строптивицу за то, что заставляет чувствовать эту досаду), Фриний попрощался и вышел из домика. Она не стала провожать и, почему-то он был уверен, даже не посмотрела им вслед из окна.
В молчании Тойра и Фриний проехали всю деревушку, и только когда оказались на Северном Ургуньском тракте, Мудрый спросил:
— Ты хоть защитный кокон держал, когда с ней разговаривал? Угольная лихорадка, знаешь ли…
— Держал, — отрезал Фриний, в душе дивясь собственной дерзости.
Тойра в знак согласия кивнул и как-то весь сгорбился в седле.
(«Только тогда, — думает в своем сне Фриний, — только тогда я понял, что он тоже стареет».
В тот день впервые Тойра показался ему очень дряхлым пожилым человеком, который находится в преддверии скорой старости и неизбежной смерти.)
* * *
Пивная улица, как ни странно, пахла именно пивом. Причем разных сортов, так что уже через несколько мгновений нос отказывался верить в то, что обонял, во рту становилось сухо, кружилась от обилия возможностей голова, чрево же, как и положено чреву, глухо урчало и требовало утешения — сей же час!
— Ну и где наш «Сверзившийся рыцарь»? — спросил у врачевателя Гвоздь.
Тот, похоже, еще не вполне проснулся и проспался, поэтому громко, со всхлипом, вдохнул здешний густой воздух, после чего долго откашливался, грузно навалившись на трость.
«Укатали мы дедушку, — со смесью удовольствия и смущения подумал Кайнор. — Только бы он во Внешние Пустоты после сегодняшнего не отправился».
— Не «сверзившийся», а «рухнуйший»! — вмешалась Матиль.