Кайнор подмигнул симпатичной молодице в первом ряду и продолжал:
— Каждый шаг наш по жизни — как след на песке.
И гуляка шальной, и смиренный аскет —
всяк мечтает побольше следов понаставить.
Но вот ветер подул — только рябь на песке…
— Эй, приятель, — крикнули из толпы, — ты что же, самый умный, да? Или считаешь себя… хэх!.. вторым Тойрой Мудрым?
— Да не, — ответили крикуну, — эт-та он славы взалкал. Следы на песке, так сказать, «гвоздит»!
Кайнор улыбнулся «знатоку» души своей:
— Славы вкус? знаешь, слаще бывает моча!
Мне не веришь? Спроси, дорогой, палача.
«Пьедестал с эшафотом, — тебе он ответит, —
часто разделены лишь ударом меча! »
Засвистели, по-девичьи взвизгнули — то ли от восторга, то ли сосед-рукоблуд за бочок ущипнул. Подкузьмили:
— Артист, а ты вообще-то разговаривать по-нормальному умеешь?
Кайнор пожал плечами:
— Вопрошая поэта, его не серди,
а не то он в ответе тебя отгвоздит.
Если хочешь простого понятного слова —
к капитану гвардейцев ты лучше иди.
С последними словами он указал на К'Дунеля, по-прежнему сидевшего где-то под ним, на фургонной лавочке.
А потом, выловив взглядом протиснувшегося наконец в первые ряды муженька Зойи, плеснул масла в пламя:
— Я не нажил друзей, я растил лишь врагов —
идиотов, мерзавцев, владельцев рогов.
Но мой враг самый страшный — я сам, без сомненья,
так, танцуя, себя же сжигает огонь.
На «владельцах рогов» Кайнор недвусмысленно ткнул пальцем в нужную сторону — еще и подмигнул дуболому, чтобы уж наверняка. Тот пригляделся к жонглеру, узнал и взвыл от ярости. Его едва удержали стоявшие рядом, а то ведь бы отправился мстить обидчику.
А обидчик, словно не замечая волнения толпы и не слыша страшных проклятий, которыми награждал его рогоносец, отвесил тому низкий поклон:
— Улыбнитесь же, ну! Ну увел я жену
но зачем бить рогами и выть на луну?
Мы ведь с нею общались не так уж и долго —
и к тому ж я, заметьте, ее вам вернул!
И это было последней каплей — тут уж никакие силачи не удержали бы обиженного! Он ткнул одного локтем в чувствительное брюхо, заехал второму кулачиной в глаз и, ревя как бык перед случкой, ринулся к фургонам.
Кайнор присел и еще раз взглядом измерил расстояние от того места, где он сейчас стоял, до купола местной храмовенки, притулившейся к площади неподалеку от места представления.
Гулкое «Ух! » — это обиженный муженек Зойи со всего разбегу врезался в фургон. С самыми, заметьте, гнусными намереньями: сбросить Гвоздя с каната.
Гвоздь разочаровывать беднягу не стал и «сбросился» — пусть порадуется человек!
Толпа ахнула, у Кайнора в желудке ахнуло тоже, он мысленно сосчитал до… раз, два, три… — на «три» он уже был впечатан лицом в рельефный купол храмовенки. Который, кстати сказать, оставался в тени. А луна сегодня стыдливо пряталась за тучи, поэтому…
Ну и так ясно, что «поэтому» — додумывать некогда! Гвоздь соскользнул на бордюр, обрамлявший купол, и перебежал по нему на ту сторону, которая была скрыта от глаз толпы — впрочем, увлеченной сейчас бушующим рогоносцем. Но ведь оставались еще и гвардейцы во главе с бравым господином К'Дунелем…
Спрыгнув на землю, Кайнор первым делом вывернул плащ и закутался в него поплотнее. Конечно, пестрое жонглерское трико плащ вряд ли скроет. Поэтому пришлось вымазать ноги в грязи, благо, этого добра в здешних канавах хватало.
Теперь главное подальше, подальше от самой вероятности быть кем-либо увиденным! Ибо гвардейцы, возможно, прямо сейчас прорубаются сквозь бурлящую толпу к храмовенке, и уж они, будьте покойны, допросят всех и разберут каждую хибару по бревнышку, чтобы найти Кайнора.
Он аккуратно вытер матерчатые башмаки, увы, тоже предназначенные для выступлений, а не для путешествий. Ничего, потом что-нибудь решим.