За первой дверью открывалась высокая сводчатая палата, полная страшных приспособлений. Стараясь не смотреть на закрепленную под потолком дыбу, Май протиснулась мимо «железной девы», неподвижно висевшей на ржавой цепи. В отсветах свечи казалось, будто орудия пыток обретают жизнь. Воображение заполняло их кричащими людьми с безумными глазами. Где же каморка, про которую рассказывал как-то Каспар?
Как ни странно, дубовая дверца открылась совсем легко. В помещении за ней не оказалось ничего ужасного – только небольшой деревянный ларец. Прежде чем отпирать его, Май прочла вырезанные на крышке руны.
– «Не пользуйся инструментами богов, если только они сами не пользуются тобою», – произнесла она вслух, после чего, не размышляя над значением слов, вставила в скважину замка самый маленький из ключей.
Уже почти открыв ларец, девушка заметила на нем три рыжих волоска. Она осторожно сняла их и, лизнув, прилепила к дубовой стенке. Крышка со скрипом поднялась. Май вскрикнула.
На нее смотрело бесплотное лицо. Пустые глазницы зияли темнотой, звериный рот скалился в молчаливом вопле. Девушка отпрянула, бормоча защитное заклятие. Язык присох к гортани. Лишь спустя несколько мгновений она поняла, что это лишь ее собственное отражение в гладкой скорлупе – пламя свечи сыграло злую шутку. На моховой подстилке лежало яйцо чуть больше ее кулака. Выругав саму себя за глупость, Май робко потянулась к нему.
Страх захлестнул девушку. Колени ослабли, пришлось прислониться к стене, чтобы не упасть. Большие, грубо отесанные камни дрожали. Только что бывшие твердыми, они расплывались, и через них проступали призрачные фигуры – огромные, небывалые звери с телами львов, лошадиными головами, острыми когтями и перепончатыми крыльями.
– Выпусти нас! – умоляли они. – Все мы – создания Великой Матери. Верни нам свободу!
В свое время Май спрашивала Каспара, что он чувствует, прикасаясь к Яйцу, но тот не захотел рассказывать. Признался лишь, что ощущает ненависть, кипящую в крови чудовищ, которые жаждут мести. Этой же ненавистью все было пронизано и теперь.
– Ведьма, тюремщица, дитя убийц!
Слова шли неведомо откуда. Из теней вынырнула драконья морда. Как ни странно, Май не было страшно. Крепко держа Некронд, она смотрела на призрачного зверя. В ране на его горле пузырилась кровь, а у плеча повисло сломанное крыло.
– Дочь палачей, – шипел дракон, – я твой раб.
Май опустила Яйцо в небольшую серебряную шкатулку, и видения стали таять, втягиваться обратно в стены. Шкатулку эту подарила ей Морригвэн для того, чтобы хранить пряди волос – все, что осталось у Май от матери. Иные считали это жутковатым. Теперь каштановые локоны стали мягким гнездышком для талисмана.
Теперь следовало оставить все так, будто никто не трогал Некронд. Она аккуратно вернула на место волоски Каспара… Но один упал на пол. Отыскать его было невозможно. Тогда Май заменила его своим, рассудив, что в полумраке никто не заметит разницы. Заперев ларец, вышла в пыточную и захлопнула за собой дверцу. Потом поспешила в комнату Каспара. От страха и быстрого бега на лбу у нее выступили капли пота.
Затаив дыхание, Май приоткрыла дверь и проскользнула к его кровати. Как хотелось ей тронуть хоть руку юноши! Она подошла ближе, стискивая пальцы в кулак, и только взглянула на него затуманившимися от слез глазами.
– Прощай, любовь моя. Да охранит тебя Великая Матерь. На сей раз, духи стихий встретили ее ласково, зная уже, что в сердце девушки нет злобы. Май вложила ключи юноше в ладонь, и Каспар тут же сжал их. Печально вздохнув, она поспешила к дверям, так и не заметив лежащий на подушке цветок боярышника – «майский цвет», как порой зовут его. Прижимая шкатулку к груди, она бежала, зная, что не может терять времени.