Вид у меня сейчас был не слишком цивилизованный: густая борода, отросшие волосы, выгоревшие на солнце, неровными прядями спадающие на плечи… Шнур наемника с красной лентой, который носил пять лет, я снял – что означало, что я свободный человек, и мой меч готов к услугам. В компании с Чэйсули я был весьма ценен, короли платили бы мне за службу золотом.
– Не тронов… – раздумчиво промолвил певец, его улыбка начинала меня раздражать. Он поднялся, забрал арфу и кубок и кивком поблагодарил за вино.
– Возьми плату, – повторил я, – она от чистого сердца.
– И от чистого сердца я отказываюсь от нее, – он покачал головой. – Вам золото нужно больше, чем мне. Мне не придется собирать армию.
Я громко расхохотался:
– Ты плохо понимаешь наемников, арфист. Мы не собираем армий, мы служим в них.
– Я сказал именно то, что хотел сказать, – лицо его было спокойно, почти торжественно, но глаза поглядывали на нас лукаво, он отвернулся и пошел прочь.
Финн протянул руку за своим кинжалом. Строго говоря, не совсем своим: свой он прятал до времени, как и я. Вместо того он носил кинжал степняка, и пользовался им весьма умело. Как и любым другим, впрочем.
– Этой ночью, – тихо проговорил он, – я побеседую с ним.
Я мельком задумался об элласийском боге, которому, по его словам, служил арфист. Вмешается ли Лодхи? Или сам Лахлэн окажется достаточно уступчивым?
Я улыбнулся.
– Делай, что должно.
Метель загнала сюда многих, а потому на отдельную комнату рассчитывать не приходилось. Все, что я мог сделать – заплатить трактирщику золотом за две подстилки на полу комнаты, в которой устроились на ночлег еще трое. Я зашел туда один, добрался до своих «апартаментов» позже, чем рассчитывал, и остальные двое уже спали. Я прислушался, прислонившись к дверям и замерев: что, если это ловушка, и они только притворяются спящими, чтобы усыпить мое внимание? Но все трое спали глубоким сном. Я закрыл дверь, улегся, вытянув ноги, на грязной блохастой подстилке, положил рядом меч в ножнах и затих, ожидая Финна.
Как он вошел, я не слышал: сделал он это совершенно бесшумно, даже дверь не скрипнула за ним, как за мной. Он просто оказался в комнате.
– Арфист исчез, – сообщил он. Не шепот – тень звука, но я научился слышать это.
Я фыркнул, Финн уже успел устроиться на подстилке рядом со мной:
– В такой-то буран?
– Его здесь нет.
Я сел и прислонился к стене, с бессмысленной задумчивостью уставившись во тьму. Рука привычно легла на замотанную кожаными ремнями рукоять меча.
– Ушел, значит, да? – размышлял я. – Что могло заставить человека без особого повода совершить прогулку через элласийскую метель?
– Золото – достаточно веский повод, – Финн стащил часть меховой одежды и закутал ею ноги. Он вытянулся на подстилке и затих – даже дыхания я не слышал.
Я принялся задумчиво грызть ноготь, размышляя обо всем происшедшем.
Столько вопросов – и ни на один у меня нет ответа. Да и у Финна тоже, так что нечего и спрашивать.
Еще некоторое время я позволил себе потратить на размышления об арфисте, потом соскользнул вниз по стене, растянулся на грязной подстилке в полный рост и заснул. Кто из людей – будь то хоть принц, чья голова оценена в тысячу золотых – станет тревожиться за свою безопасность – под охраной Чэйсули?..
Поговорить спокойно мы смогли только наутро, да и то не сразу. Мы вышли в вечную снежную тишь, – за ночь буря улеглась, – уложили наши пожитки и оседлали коней. Я проваливался в глубокий снег почти до колена, на дороге было получше, там снег был утоптан. Там я и дожидался Финна, ушедшего за деревья в поисках своего лиир.
Сторр появился мгновенно – вылетел из леска и, как радостный пес, бросился прямо в объятия Финна. Тот опустился на одно колено в снег, словно забыв о холоде, и бросил быстрый оценивающий взгляд на харчевню – проверить, не видит ли кто.