Подумав, он предложил такую схему: коротышке Пруху – роль посредника, скажем, по продаже автоматического оружия в обмен на нефтяную концессию, а Вересту с претендентом – роли охранников при этом «VIPe». Верест поморщился. Прух снисходительно признал, что легенда неплохая.
Тогда Турбат озвучил новый вариант: три туриста-гомосексуалиста плывут из Лагории в Гариббу – исключительно пощекотать нервы. Прух поискал на столе что-нибудь тяжелое, чтобы запустить в агента. Не нашел, принялся разминать кулачок.
Купец предложил третий вариант: претендент не светится, Верест – раненый в схватке с пиратами капитан королевского флота Лагории, следует на излечение в «грязевую ванну» под Сарки (где-то у Гариббы), а Прух при нем как бы медсестрой. Прух вновь начал поиски тяжелого предмета, задумчиво остановясь глазами на ополовиненной бутыли. Резидент быстро исправил «медсестру» на «медбрата», но вариант все равно не прошел.
В финале остановились на первоначальном, хотя никому он не нравился, поскольку изрядно смахивал на провальный.
С претендентом познакомились на следующее утро. Абсолютно нормальный мужик с удовольствием рубил дрова. Чистый дворик, опрятное крыльцо, на крыльце абсолютно нормальная женщина на последнем месяце беременности. От печи, выложенной во дворе, тянуло нормальной человеческой едой.
Вонзив топор в колоду, мужик протянул руку.
– Толмак. Я всё знаю. Не в восторге, конечно, сами видите – Орелия вот-вот разрешится, но, думаю, успеем. Начальство не выбирают.
Женщина смотрела на него с грустью, а на остальных – с неудовольствием. Уж ее-то Верест понимал как нельзя лучше. Заранее проникся симпатией – не разоряется, не требует вернуть мужика, понимая, что дело зряшное. Видно, тем и отличаются нормальные бабы от умеренных и законченных идиоток.
– Вы работаете на Колокус? – поинтересовался Верест.
Мужик кивнул.
– Здесь все работают на Колокус. Даже те, кто об этом не подозревает. Проходите в дом, прошу вас. Судя по запаху, олененок не подвел ожиданий.
– Вас неплохо снабжают, – заметил Верест.
– Ну что вы, – Толмак засмеялся. – Кабы нас снабжали олениной, здесь не было бы ада. Мясо добываю сам – в горах. Не удивляйтесь, у меня есть допуск на отлучки из колонии. И кое-какие навыки по объезжанию колдовских капканов.
Пили в меру – не от жадности хозяина, а от охватившего всех волнения. Назревало дело по всем приметам безнадежное, разум требовал контроля – чем не повод потерять интерес к стакану? Но поели плотно – качество приготовления оленины того требовало. В то время, когда колония поголовно потребляла волчатину, охотник Толмак кормил семью деликатесами, убедительно доказывая, что сколько волком ни кормись, а олени лучше.
– На рудник не хожу, – отрезая ломтями аппетитно прожаренное мясо, рассказывал Толмак. – У них там льготы, но не по мне это. Свободу люблю. Уйдешь в земли Отчуждения и бродишь по горам пару дней, от чудес уворачиваешься. Впечатлений – одуреть. Орелия уже и не боится – привыкла. Считает меня заговоренным. Хотя какой я, к черту, заговоренный – просто бегаю быстро. Начальство не возражает: полковнику Гугеру от моих хождений тоже перепадает…
У охотника были грубые руки, обветренное лицо и умные глаза с прищуринкой. Жевал он энергично, пил умеючи, и, похоже, ощущал себя полностью вписанным в этот мир.
– Ты был военным? – спросил Верест. Опытный глаз не обманешь – осанка и манеры остаются с человеком.
– Давно, – кивнул Толмак. – До войны с этой гиблой Нечистью. Альбион расширял границы конфедерации – громил пастушечьи аулы. Доблесть, собственно, небольшая: с пушками на овец. У пастухов еще ружья были с фитильными замками… Я бы в такой позор и не вляпался. Жил в Турмане, на западе Вергилии, служил в тамошней полиции. А потом началось.