– Приехали! Хороша погодка, а?
Погодка на равнине стояла великолепная. Жаль, позагорать нельзя. Близился момент истины. И рожу надо делать адекватную, не забывая, что над тобой довлеет заклятье.
– Всем наружу! – скомандовал Макстер.
Вышесказанное относилось, очевидно, только к пленникам. Сопровождаемые любопытными взорами, они «отбортовались», взвалили на себя рюкзаки. Гортанный окрик прозвучал, как выстрел. Заржали кони – под дружный рев «махновцев» возницы приложили лошадок кнутами.
– Хороши, – критично оглядел пленников и засмеялся Толмак. – Какие послушные дети.
– Вперед шагайте! – рявкнул Макстер.
На дороге, лицом к Змеиному хребту – машина. Тридцать метров – и безо всякого гака. Зашитый стальными листами рыдван. Массивнее «газели», но помельче «пазика». Приземистая такая тушка, колеса широкие, кабина заподлицо с кузовом и, видимо, являет с ней, подобно салону микроавтобуса, неразрывное целое. Стекла только в кабине – выпуклое лобовое и немного по бокам. За стеклом физиономия шофера – скучно парню. У машины в позе эсэсовца – бугай в черном. Редкое сочетание мозгов и мускульной массы. Лобище высокий, глаза жгучие. Неприятно, аж жуть. Двое впереди, двое сзади, а тут еще друзья-товарищи под ногами путаются. Прух зенки таращит и плетется с отрицательным ускорением. Арика дышит тяжело, бледна, неустойчива. Ничего, бабы живучие.
– Шире шаг!
Коротышка словно проснулся: согнул ручонки в локтях и зачастил в отрыв от коллектива. Бугай у капота, положив руку на кобуру, подошел к боковой дверце, распахнул.
– Стоять! – приказал Макстер. Коротышка запнулся, замер. Верест налетел на Арику – ничего, для пущей достоверности. Забычил глаза, словно и не видел, как она упала, завозилась в пыли. Поднялась, как ни в чем не бывало, даже не отряхнулась.
Бугай взобрался на подножку, кивнул – то ли Макстеру, то ли Толмаку.
– По одному этих гавриков в машину.
И первым пролез в салон.
Бритоголовый подтолкнул коротышку.
– Давай, рюкзак с ногами – двигай…
Застучало сердце, как ненормальное. Верест намеренно держался последним, ловя момент. Пока момента не было. Пистолеты – у всех. Парни не промах, дело знают. Вырубит одного – тут ему и кузькина мать. В салоне проступали грубые лавки поперек движения. Бугай, согнувшись, пристроился справа, у дальнего борта. Пистолет уже на взводе, сам внимательно следит, как коротышка покоряет подножку (не верят они, что ли, в силу заклятия?).
– Назад, сядешь слева, – показал пальцем, куда именно.
Теперь Арика. Поднялась в салон – маленькая, грязная. Сердце сжалось…
– Назад, сядешь справа.
– Топай, Лексус, – Толмак ударил в плечо.
Подножка – гладкий лист железа. Бугай сидит напротив, пистолет в руке, но ствол слегка отвернут. Справа – затылком выражая полнейшую скуку – шофер. За спиной еще двое: Толмак у двери, бритоголовый – подальше…
Он задержался в проходе.
– Назад, сядешь между ними, – распорядился бугай.
Рука уже лежала на левом запястье. «Змейка Рубика» – потянешь, будет нож. Назад идти нельзя: при движении отсек с пленниками перегораживается решеткой.
– Хорошо, иду, – негромко сказал он.
Сопровождающий вскинул изумленные глаза. Заодно и голову – обнажив шею, защищенную стоячим воротом. Вот он – момент. Свежеиспеченное лезвие чиркнуло по горлу. Попридержал – чур не заваливаться… Кровь рекой, орать нечем. Аллах с ним. Пока бугай таращил глаза, издавая клокочущие звуки, Верест перехватил пистолет и влепил рукоятью в висок зевающему шоферу. Тело куда-то завалилось, а он уже вращался, не покидая полусогнутого положения. Толмак в дверях слишком поздно прозрел: рука тянулась к кобуре, а Верест уже спускал курок…
Мгновенный страх в глазах, а спустя момент, когда стало ясно, кто кого – отчаяние крайнее.