Фїалъ
Из слёз и разбитого счастья,
не веря в свой труд кропотливый,
по капелькам, по крупинкам
я дивную чашу сложил.
Наполнил её недозрелым вином
и дале не знаю, как быть:
испить эту чашу до самого дна
иль грохнуть о каменный пол?
Я вновь опьянел от надежды;
О! хрупкое сердце моё,
в какие ты руки стремишься?
Опомнись! А вдруг это враг?!
Спи, моѧ радость
Спи спокойно тревожить не буду
без того беспокойный твой сон
Спи, родная, а потоскую,
потому что никак не забуду,
что давно разлюбил я другую
а сегодня я снова влюблён!
Спи спокойно я больше не буду,
так вздыхать, хотя сердце болит
Спи, и тоже глаза я закрою;
спи, и, может быть, даже забуду;
что давно я был ранен другою
а сегодня тобою убит!
Тщетство
Напрасно пробую заснуть,
вот и ко мне пришла некстати
неутихающая грусть
скорбь по любви, что я утратил
Напрасно пробую забыть,
и оправдать себя пытаюсь.
Забытый всеми следопыт
в людской пустыне подвизаюсь.
А ты любви моей предлог
зачем-то строишь планы мести
Как хорошо, что я не Бог,
что скорбь пройдёт со мною вместе!
Кранїево мѣсто
(пѣсн приговоренного къ жизни)
Люди строят дома, чтобы жить;
корабли, чтобы по морю плыть;
бани рубят, чтоб кости попарить;
казематы, чтоб пыл охладить
Но, а я тунеядец и мот:
строю, строю себе эшафот,
строю, строю, а ради чего?
Чтоб однажды взойти на него.
Люди к небу возводят глаза,
осеняют крестом образа,
унывают, когда не расслышат
их молитвы-мольбы небеса.
А я занят, я зря не грущу,
к эшафоту я плаху тащу
И на плахе, когда не скажу,
буйну голову молча сложу.
Люди, в общем, недурно живут:
маршируют да гимны поют;
восхваляют вождей да пророков,
по чей милости слёзы лиют.
Не пытаясь ввязаться в игру,
я осанну пою топору,
что однажды в горячке хмельной
пропоёт над моей головой.
Люди верят призывам пустым,
но при случае, раз, и в кусты.
Дурака или даже подонка
нарекают из страха святым.
Я ж в кустах не дрожу по ночам,
выше Бога я чту палача,
он меня никому не продаст,
просто смерти позорной предаст.
Говорливаѧ Зима
Говорливая Зима
довела,
свела
с ума,
завлекла да бросила
Посулила мне любовь,
остудила в жилах кровь,
сердце приморозила
Я чуть было не замёрз,
да, спасибочки, Мороз
надо мною сжалился
Вспомнил, знать, мужскую честь,
всё ж мужик, какой ни есть
малость поубавился
Что содеялось с Зимой?
Потеплела и самой
быть по нраву нежною
Ночь настала, и Метель
постелила нам постель
пуховю, снежную
Холодна Зима, как Смерть,
приласкать хотел, согреть,
но жена коварная
позабавиться не прочь
Стала брачная мне ночь
ноченькою бранною!
Я был ранен, и смертельно;
не помог мне крест нательный;
подступала Тишина;
убаюкивала Вечность
Вдруг, в наряде подвенечном
подошла ко мне Весна!
Дверь
В этот вечер такой бестолковый
и такой бесприютный, как жизнь,
постучись в мою дверь, воплотись
я специально её не закрою
И не бойся меня я тебя не обижу,
твой случайный приход я предвижу
Но никто не стучит и не ломится.
Эта дверь никогда не откроется!
Никогда ты в мой дом не войдёшь
Ты моё ожиданье и ложь!
Да, я знаю, конечно, я знаю
и нарочно затеял игру;
я в надежду чуть-чуть поиграю
Но, а дверь
я, конечно, запру!
Два выстрела
Kaufering
(первый выстрелъ)
Мне зябко и страшно сегодня,
хотя ни мерзлив я, ни стар
но баварские ветры поют поминальную песнь
И уже
Нет меня,
только боль
она hundert Stockwerke;
она в сто этажей
чёрной кровью и потом пропахших
не струганных konzentrationslager нар
Я забыл свой vorname,
забыл,
кем я был,
что я есть человек
Мне остались: gefangenennummer,
злой окрик
да выстрел в висок.
Aufseher смеётся
Удар!
И я харкаю кровью на снег,
и дрожу, я не трус, но мне мерзко
но zum Teufel на взводе курок
Дай минуту, der Henker,
дай последними мыслями
я соберусь
Там за тысячи вёрст
бьётся сердце моё
с женским именем Русь
Там мой Sohn,
он придёт отомстить за меня,
so wissen,
так и знай
Ты от крови моей не отмоешь
bestienpfoten
Стреляй!