И начнется испытание с того, что Зихий должен отправиться в Минору.
И вот Урсус уже два дня не мог добиться от сына ответа, почему тот не желает ехать в столицу. А Зихий не в силах самому себе ответить на этот вопрос. Где-то под сердцем шептал неведомый голос, странно похожий на голос самого сына вождя; шептал, что не нужно ехать в Минору, где его теперешняя жизнь раз и навсегда закончится, а что будет - никому неизвестно. И когда отец в ответ на все расспросы отвечал, что нужно отправляться в столицу по делам, ему самому не совсем ясным, но очень важным, шепот внутри становился все отчетливее и навязчивей. И дорога к городу великого Эбенора, исчезающая между холмами, казалась юноше тропой, ведущей в темные подземелья Тартара, где нет места людям.
– Так почему же ты не хочешь ехать в Минору? Чего ты уперся, как лесной дрихиус лбом упирается в молодые деревья, чтобы сломать их и добраться до вкусных листьев на верхушке?
– Не хочу и всё!
Урсус выпрямился, глаза его хищно сузились, губы под густой иссиня-черной бородой сжались. Зихий знал, что такое упрямое выражение лица Урсуса, когда в глазах разгорается недобрый огонь, было последним, что немало людей и дрононов видело в своей жизни. Голос вождя зазвучал негромко, плавно и нараспев, будто произнося молитву духам предков или посвящая им и Духам Мира жертвенное животное:
– Вижу, разговор наш ни к чему хорошему не приведет, поэтому прекращу его. Через три дня я, ты, наша охрана и Манис, глава торговцев нашего племени, отправляемся в Минору. Это мое последнее слово и… И подумай трижды, и хорошо подумай, прежде чем сказать что-либо на это мое слово.
Вождь положил левую руку на рукоять своего меча, вставленного в специально для этого сделанное отверстие в полу. Зихий не был малодушным, и отец знал это лучше кого бы то ни было; движение вождя не призвано было напугать сына, скорее это было безотчетный порыв духа, не терпящего возражений. Юноша также не сомневался в отеческой любви, но напрягся, увидев, как Урсус взялся за меч. Несколько мгновений безмолвия тяжко повисли над просторной комнатой.
– Вождь, Ширел подъезжает к воротам!
Крик проник в дом через окна и растворенные двери прежде того, кто испустил его. Урсус отвел глаза от сына и нахмурился: они же договаривались встретиться с Ширелом в Миноре. Что же случилось?
По каменным ступеням в дом вбежал один из воинов, стоявших сегодня на посту у ворот, остановился в нескольких шагах за порогом, снял кругловерхий плоский шлем, поклонился коротким поклоном вождю и, шумно вздохнув два раза, повторил:
– Вождь, со стороны Северных Болот приближается Ширел с двумя всадниками.
– Открыть ворота!
В глазах часового мелькнула усмешка - конечно, откроем ворота, мы бы их открыли и без приказа. Кто же осмелится не пустить в деревню Ширела, могущественного волшебника, с которым сам король Эбенор обращается как с равным! Но ни тени улыбки не показалось на лице воина:
– Слушаюсь, господин!
Снова поклон, и стражник, на ходу надевая шлем, побежал исполнять приказание. Урсус на минуту задумался, устремив взгляд в пол и теребя висящий на груди символ власти - выточенный из синего самоцвета кленовый лист. Посмотрев на сына, словно очнулся:
– Иди вымойся и надень новую одежду, ту, что Манис привез тебе из Горной Страны две полные луны назад. А то гости, глядя на шкуры, в которых ты ходишь, решат, что мы дикари вроде дрононов.
– Ты бы тоже переоделся…
В другой момент Зихий получил бы тяжелый подзатыльник за дерзость, но сейчас вождю было не до воспитания отпрыска - сам Ширел прибыл в его селение.