Только одному из тысячи дубовых детей повезет, и он сможет пережить второе рождение и гордо вскинуть свою зеленую кудрявую голову над лесом. Но внука Лейруса нельзя выпускать в опасное плавание к острову под названием Смерть с шансом "один на тысячу". Добро не может позволить себе играть в почти безнадежные игры. Молодой дубок должен обязательно выжить, вырасти и набраться сил. Для этого и нужен он, Зихий, поэтому он и стоит сейчас посреди развалин, а к нему жмутся, словно стайка испуганных рыбок, несколько детей его народа.
С судорогой последняя искра жизни вылетела из волчьего тела и Агат, сев на корточки, с уважительным любопытством рассматривал мощные челюсти зверя, чей рост в холке в полтора раза превышал его собственный. Остальные мальчишки тоже подошли поближе; они обменивались впечатлениями - сначала шепотом, а затем все громче и громче, пока дело не дошло до громких возгласов:
– Какой большой!
– Да-а-а-а!
– Посмотри, какие длинные клыки! Как моя ладонь!
– Да у тебя ладонь как у девчонки, чего ж тут удивляться?
– Ха-ха-ха-ха-ха!
– А я думал, волки больше. Издалека кажется, что они ростом с большого воина.
– Да разве это большой?… В Долине, когда гостил у дяди, я видел волка в два раза больше этого!
– Что ты врешь?
– Ну, может не в два раза… Но на голову выше - точно!
– В Долине вообще волки не водятся. Их оттуда саблезубые выгнали.
– Это кто тебе сказал?
– Зихий, скажи, что саблезубые выгнали волков из долины…!
Все мальчишки, не считая Агата, который продолжал осматривать мертвого хищника, повернулись к старику. Тот неторопливо, размеренно положил лук на каменные плиты, снял с плеча шкуру свирепого горного головогрыза, убийством которого мог похвастать редкий охотник, расстелил ее на холодном полу, сел, стряхнул с кожаного нагрудника пыль, пригладил изящной потемневшей ладонью длинную бороду и только тогда ответил:
– Да, саблезубые изгнали из долины и волков, и белых рысей, и диких урунгов, что живут в верхушках деревьев… Саблезубые - единственные, кто поедает и своих собратьев, хищников.
Вопль торжествующего восторга пронесся под сводами разрушенного дворца, разбудив нескольких особо чутких летучих мышей: несколько темных трепещущих силуэтов проскользили над кострами исчезли в чернеющем проходе, по которому за своей смертью пришел сюда волк.
– Ага, слышал? "Я в Долине видел…"! Трепло ты, Витот!
– Кто трепло?
– Да ты!
Намерения Витота, засучившего рукава и присевшего в готовности прыгнуть на обидчика, были яснее ясного - сейчас начнется драка. Но властный окрик Зихия заставил напыжившихся, словно разгневанные воробьи, мальчишек отступить друг от друга и ограничиться по отношению друг к другу гневными взглядами. Детское внимание снова обратилось на тело зверя, и вспыхнувшая ссора была быстро предана забвению.
– Слушайте, а давайте каждый возьмем от волка себе что-нибудь на память! Чур, я отрезаю себе хвост!
– Точно! А я себе возьму нижний клык, вон тот, нижний!
– А я правое ухо!
– Ты смотри, какой хитрый! Я тоже хочу ухо отрезать!
– Ну, возьми левое.
– Ага, сейчас! У него левое короткое!
– А я при чем? Ты же не успел, сам виноват!
На лезвиях ножей, выхваченных из чехлов, засверкали блики от костра, дети окружили волка с азартными выкриками "Не мешай!", "Отойди!", "На когти даже не заглядывайся - они мои!". В этот момент Агат, все это время сидевший у волчьей морды и не обращавший внимания на разговоры товарищей, вскочил на ноги и крикнул по-детски звонким голосом:
– Назад!
Шумная возня прекратилась, голоса охотников за трофеями пресеклись - все с недоумением уставились на мальчика, положившего руку на неподвижную серую голову хищника, будто лаская охотничью собаку, старого и верного друга и помощника.