Но не бойся, Нэд, это игрушка, и она сделана так, чтобы ребенок мог играть с ней, не боясь ее сломать, и она не может поранить его.
Кузнец положил подарок назад в кошель и спрятал его за пазуху.
— Завтра я сам отнесу ее в Малый Вуттон. Может быть, Нэн с Томасом и Мама простят меня. А что до малыша Тома, так он пока еще не считает дней… или недель, месяцев и лет…
— Хорошо, Отец, сходи туда. Я был бы рад пойти с тобой, но, видно, не скоро мне удастся выбраться. Сегодня я бы не пошел, даже если бы не ждал тебя. У нас много заказов, и должны принести еще.
— Нет, нет, Сын Кузнеца! И у тебя тоже должны быть праздники! Если меня зовут дедом, это не значит, что мои руки уже ослабели. Пусть приносят работу! Теперь каждый день с ней будут управляться две пары рук. Я больше не буду путешествовать, Нэд, во всяком случае, так далеко… Если ты понимаешь меня.
— Так вот оно что, Отец! Я все думал, что же стало с твоей Звездой. Тебе так тяжело. — Он почтительно взял руки отца. — Я тебе сочувствую. Но ведь, с другой стороны, это и хорошо для нашего дома. Ты знаешь, Мастер, ты еще многому сможешь меня научить, если будет время. И я говорю не только о кузнечном деле.
Они вместе поужинали, и еще долго сидели потом за столом, Кузнец рассказывал сыну о последнем путешествии в Сказочную страну и о многом другом, что приходило ему в голову, — но он ничего не сказал о том, что он выбрал, кому достанется Звезда.
Наконец сын посмотрел на него и сказал:
— Отец, помнишь тот день, когда ты вернулся с Цветком? Я еще сказал, что твоя тень похожа на тень великана. Тень не обманула меня. Ведь тогда сама Королева танцевала с тобой! И все же ты отдал Звезду. Надеюсь, она попадет к достойному. Этот ребенок будет благодарен…
— Ребенок не может знать, — ответил Кузнец. — Об этом не знают, получая. Хорошо, да будет так. Я передал ее и возвращаюсь назад, к молоту и щипцам.
Как это ни странно, но старый Ноукс, когда-то насмехавшийся над Подмастерьем, так и не смог выкинуть из головы того, что звезда исчезла из Торта, хоть это и случилось много лет назад. Он разжирел, обленился и забросил все дела, когда ему стукнуло шестьдесят (возраст невеликий для Вуттона). Теперь ему было уже под девяносто, он невероятно растолстел, потому что ничего не делал, но по-прежнему любил поесть и особенно налегал на сладкое. Все свое время он проводил если не за столом, то в большом кресле у окна, а в хорошую погоду на крыльце. Он любил поболтать с соседями, поскольку считал себя сведущим во всех Вуттонских делах, но в последнее время его разговоры все чаще возвращались к Большому Торту, который он все-таки сделал (теперь он был твердо в этом уверен). И во всех снах ему снился Большой Торт. Его бывший Подмастерье иногда перекидывался с ним словечком. Состарившийся Повар все еще называл его Подмастерьем и ждал, что тот в ответ будет называть его Мастером. И Подмастерье всегда так обращался к нему; это говорило в его пользу, хотя у Ноукса были собеседники и поприятнее.
Однажды Ноукс дремал после обеда в своем кресле на крыльце. Вздрогнув, он проснулся и увидел, что бывший Подмастерье стоит перед ним и пристально на него смотрит.
— А, привет, — сказал Ноукс, зевая, — рад тебя видеть. Знаешь ли, мне опять снился этот Торт. Я вот все думаю о нем. Это был лучший торт из всех, что делал я, а это о чем-то говорит. Хотя, может, ты его уже и забыл.
— Нет, Мастер. Я очень хорошо его помню. Но о чем вы беспокоитесь? Это был хороший Торт, он всем понравился и его хвалили.
— Конечно, ведь это я его делал. Но не это меня беспокоит. Там была одна штучка, звезда. Никак не могу понять, что же с ней стало. Конечно же, она не растаяла. Я это сказал только, чтобы не испугать детей. Все думаю, что кто-нибудь все-таки проглотил ее.