Тем не менее, то или иное отличное от коротких и ускользающих мыслей длящееся заметное время, иногда прорывалось в его голову. Для Абросимова заметное в последнюю очередь, но эффектом наблюдателя не описываются состояния и процессы в природе он только коэффициент такого описания.
Однажды за косяк по дощатой гати, наведенной над периодически затопляемой частью острова, Абросимов таскал солярку в ведрах, споткнулся и опрокинул одно из них в полуторакубовую чашку с пробитой кашей даги его избили и бросили в мокрую яму, зарешеченную деревянными кольями. В это и почти всегда в любое другое время в ней жил Сергей Арсентьевич лымарь белоглазый, старик с правой рукой, обрезанной по локоть.
От постоянной сырости его кожа распухла и сделалась похожей на грязную поверхность домашнего сыра, многочисленные раны на теле покрылись неровными наплывами, так что казалось это трещины на древесной коре, в которых могут зимовать насекомые, а часть зеленых волос уступило место тине, или они ассимилировали хлоропласты и уже не выглядели грязными.
Оказавшись в луже, занимавшей большую часть пола, в полусознании, Абросимов едва не захлебнулся гнилой водой, но вода и помогла ему очухаться. Он переполз к одной из стенок под ней воды не было. Сергей Арсентьевич быстро подскочил и попытался его изнасиловать. Абросимов то пробовал сжать зубы, то память о житейских правилах его отпускала. Старик, приборматывая, будто уговаривая кровь заполнить его пещеристое тело, возил членом по разбитым губам и щекам Абросимова, до тех пор, пока того не стошнило.
Само по себе соприкосновение с рвотными массами не остановило бы старика, но теперь Абросимов сообразил, как ему следует поступить, и сумел резко двинуть руками, упертыми в грудь насильника старый раб отлетел в середину лужи.
Я отгукаю тебя, как немого, если ещё раз полезешь. Проговорил Абросимов, но его нельзя было расслышать, потому что не остановленная мысль не могла объяснить необходимость произнесения этих или каких-то ещё слов.
Старик сунулся к одной из стенок у него там была потайная нора, и он стал в ней копаться. Целой рукой достал оттуда бутылку и переложил её под прижатый к груди обрубок, потом какую-то закуску.
Попей водку, Пашутка. Раз так получается, то попей её.
Абросимов отхлебнул раз, а следом за ним второй, чтобы водка второго глотка прошла незаметно, пока первая порция обжигала разбитый рот, потом откусил кусок визиги и долго жевал его.
Сергею Арсентьевичу приносили спиртное в качестве благодарности за некоторые выдумки, разнообразящие быт рабов. Принятое осетинское пойло не повлияло на способ Абросимова переживать инцидент. Он не чувствовал неловкости или обиды, он, может, только в течение секунды осознавал, что такое чувство возможно в принципе.
Сергей Арсентьевич допил оставшееся в бутылке, быстро опьянел и больше они не разговаривали друг с другом. Старик только о чём-то бредил или болтал бессвязное с реальностью. Наверное, только внешне, Абросимов вел себя так же.
Вечером клетчатые тени от решётки сжались в одну толстую линию под восточным обрезом зиндана, а ещё позже растворились в темноте. Скрываясь от вдруг замеченных комаров и зуда в местах укусов, Абросимов сполз в тёплую лужу, а некоторое время спустя, не в силах вспомнить причины этого купания, подумал, что в стариковском тайнике могут быть сигареты. Он проплыл к стенке влево, как ребёнок, перебирая руками по дну: мама, я плаваю! Поднялся и пошарил в норе среди мелких кусков рыбьей тухлятины нащупал жестянку из-под кофе. В ней точно были сигареты и зажигалка.
Старик изменил тембр своего бормотания, впрочем, не приближая смысла слов к происходящему, но Абросимов коротким «дуло залепи» успокоил его. Потом сумел закурить и вернулся на место.
Абросимов смотрел на противоположную стенку, возможно, он увидел её, но, спустя минуты (из-за бега сознания, в каждом новом эпизоде для его поимки требовались другие способы, изобретая которые, приходилось тратить время, а потом не вспомнишь, для чего ловил), понял, что снова и снова ему мерещится одно и то же: неровности обнажённой почвы, пряди корешков и капающая с них вода приобрели вид профилей, а потом и смотрящих на него лиц. Усвоенное наблюдение почти вышло из внимания Абросимова, когда он расслышал голос Сергея Арсентьевича. Теперь он к нему обращался:
Смотри, Пашутка. Я такое каждую ночь вижу. До того это удивительно куски грязи на стене, как лица. Вон нос какой, видел? Рот, ухо. Когда будет ветер, они начнут шевелиться, ртами шамкать.