Они приуныла немного, когда знакомая картина любимого художника мелькнула перед глазами и она смогла, наконец, отыскать тот самый рассказ.
Может быть, пустые хлопоты, но почти никогда прежде она не искала что-то просто так.
Глава 11 А ведьма грустна и прекрасна
В старинном зеркале она не отразится.
Он нам не явит чудного лица.
И лишь пейзаж в реальность воплотится,
И темная таинственность крыльца,
И лестница несбывшихся желаний,
Она спустилась постепенно вниз.
Не надо откровений и признаний,
Скандалов этих маленьких актрис.
На что она обижена внезапно?
Какая боль терзает душу ей.
Художник знает, но в пылу азарта,
Покажет даль, там тише и светлей,
Чем в этой комнате, где тени с зеркалами
Так совершенны, что не ясно нам,
Какими же невинными словами
Ее утешить. И она вольна
Так повернуться, чтобы он не видел,
Внезапных слез и ярости ее,
О, Мона Лиза, кто тебя обидел?
Как мрачновато наше бытие.
И вдохновенье молча отступило,
А потому вся в красном у двери.
Она еще рыдала и грустила,
О времени, о муже, о любви.
И только кисть творца ее вписала
Растерянно в пейзаж иных веков
И даже не понравилась сначала,
Такая блажь, но как дышать легко.
И незнакомки этой вечна тайна,
И тела, совершенного изгиб.
И пусть она потеряна, печальна,
Но в очертаньях красота скользит.
И замер Мастер, если Маргарита
Так близко и всегда ему верна.
Спасен роман, и эта боль забыта,
Но остается тайна полотна
В королевском замке началась суета.
Придворные куда-то бежали, что-то делали. И только художник с усмешкой наблюдал за происходившим вокруг. Ему предстояло написать юную королеву.
Он знал, что творение его останется в веках, и даже не гордился этим, потому что пришел в этот мир в очередной раз именно за тем, чтобы изобразить ее, а попутно и многих ее современников и удалиться. И талант для такого творения ему был щедро отпущен на небесах. Но он знал, что это дар богов, и ему нечем было особенно гордиться. Ведь хотя он и был молод, но слыл мудрецом и прекрасно понимал, что, если много дано, с того и спроситься больше, чем с того же слуги или воина. Отвечать всегда сложно, а быть художником хотя и почетная, но такая хлопотная миссия в этом странном мире.
Он задумался, в суете, от суеты отрешившись. В тот момент юная королева дерзко топнула ножкой. Как он смеет думать о чем-то своем в ее присутствии. Это вызвало его ироничную улыбку, и ее еще более яростный протест.
Возможно ты и мастер, говорила она, -но я королева, и не позволю отвлекаться и забывать обо мне, я- королева.
Мастер всегда славился дерзостью и резкостью, если на этот раз он и испугался чего-то, то только того, что ему снова придется прийти в этот мир и заново пройти этот путь, и снова столкнуться со вздорной девчонкой. А ему меньше всего хотелось топтаться на месте, нет, ни за что не согласится он на такой поворот судьбы двигаться вперед, к новым вершинам, к новой жизни, вот что казалось самым главным. Но тогда поэтому он посмотрел на узор паркета и промолчал.
Королева же в глубине души радовалась, что смогла так быстро усмирить творца. Видно, никогда они не смогут понять друг друга, художник и королева, Мастер и Маргарита, Мужчина и женщина.
Королева Маргарита, как истинная женщина, хотя и очень юная особа, была изменчива и непостоянна. Она совсем не умела позировать, и такое терпение требовалось Мастеру, чтобы изобразить юную королеву, что уже яростно сверкали его зеленоватые глаза, и он отворачивался, чтобы не сцепиться с царедворцами, и не бросить все, так и не закончив ее портрета.
Если бы ему не пришлось вернуться в этот мир снова, чтобы дописать ее портрет, то он послал бы их ко всем чертям. Но он продолжал работать увлеченно, почти самозабвенно.
Королева, наконец, не выдержала, соскочила со скамеечки, на которую ее поставили, чтобы она казалась немного выше и стройнее, и подбежала к холсту. Он взглянул на нее сверху вниз и только на один шаг отошел в сторону, снова не высказывая почтения. Его дерзости могли позавидовать многие, но что взять с живописца, пусть и придворного.
Мне не нравится, услышали все ее высокий голос.
Позвольте узнать, что именно, Ваше величество, он все еще оставался спокоен, хотя терпению его подходил конец.