Перед отъездом мой друг оставил мне немного денег, но, когда они кончатся, я даже и не знаю, что буду делать. Я все лежу здесь в надежде, что мне полегчает. Когда выздоровею, тогда и решу, что делать дальше.
— Может, вам укрыться в американском посольстве?
— Вряд ли. Я же не политический беженец. Для полиции Мехико-Сити я не более чем обычный взломщик, домушник.
— Ну, — сказала она, — в нужде с кем только не поведешься, но, надеюсь, мы прекрасно поладим.
Она приняла все за чистую монету. Грофилд усмехнулся в подушку и сказал:
— А как насчет вас? Что заставило вас влезть в окно так своевременно, чтобы погладить мне спину?
— О-о, это долгая история, — ответила она. — Право, это пустяки.
— Договор есть договор. Я рассказал вам о своих бедах, теперь вы поведайте мне о ваших.
— Ну... я боюсь, что расплачусь, если стану о них рассказывать.
Грофилд изогнулся на кровати и посмотрел на нее через раненое плечо. Она и впрямь казалась грустной и похожей на очень маленькую девочку.
— Вам станет легче, если выговоритесь, — сказал он.
Это высказывание, как и история о рогоносце, казалось вполне приличествующей случаю чепухой.
Уловка, очевидно, сработала, поскольку девушка ответила:
— Ну что ж, так и быть, расскажу. Уж такую-то малость я обязана для вас сделать.
Грофилд снова расслабился, прижавшись щекой к подушке и устремив взор в никуда.
Девушка заговорила:
— Все мои беды тоже из-за любви, только не похожей на вашу. — Тон у нее был слишком уж осуждающий. — Я люблю одного парня, у которого совсем нет денег, а моя тетя хочет, чтобы я вышла за другого, но я терпеть его не могу.
Неужели это правда? Грофилд повернул голову и снова посмотрел на девушку снизу вверх. Лицо у нее было таким же открытым, как у мальчика из хора.
— Такого не бывает, — заявил он.
— Вам это может показаться смешным, — сказала она, и нижняя губа у нее задрожала, — и я не в обиде, если вы посмеетесь надо мной, но в конце концов дело ведь в моей жизни.
— Хорошо, хорошо, я не смеюсь, — сдался Грофилд, отбрасывая сомнения. В принципе даже хрестоматийные ситуации иногда могут иметь место в жизни.
— Знаю, это звучит глупо, — сказала девушка. Она больше не чесала ему спину, а лишь массировала, что было даже приятнее. — Я так молода, и вообще, вот, наверное, и создается впечатление, будто я говорю глупости. Но я и впрямь люблю Тома и действительно не люблю Брэда, и тут ничего не поделаешь.
— Я на вашей стороне, — сказал Грофилд, снова впадая в сонливость.
— Тетя повезла меня на эти так называемые каникулы, — продолжала девушка, — чтобы разлучить меня с Томом. А теперь вот и Брэд приехал сюда, и тетя поговаривает о том, чтобы мы, не откладывая, поженились прямо здесь, в Мехико-Сити, но я наотрез отказываюсь это сделать. Дошло до того, что тетя заперла меня в комнате, поскольку знает, что я хочу только вернуться домой и быть с Томом.
— И вот вы связали простыни, — сонно сказал Грофилд, — и спустились по ним до моего окна.
— Да.
— Но простыни ведь все еще там, свисают из окна. Ваша тетя взглянет и поймет, что вы здесь.
— Она не поверит, что я осталась тут. Вот почему я и хочу отсидеться, разве не понятно? Она позвонит в полицию, и все такое прочее, наймет частных сыщиков, чтобы следили за аэропортом, и тому подобное. И она, и Брэд. Но если пережду здесь денек-другой, пока они не удостоверятся, что я ускользнула из их тисков, то они ослабят бдительность, и я смогу улететь. А еще придется отправить Тому телеграмму, чтобы прислал мне немного денег.
— Я полагал, он на мели.
— Он может раздобыть немного, чтобы мне хватило на билет.
— Ай да Том! — Грофилд закрыл глаза и предался удовольствию массажа. — Смелый Том, такой верный и преданный.
— Он мой жених, — молодым, звонким, полным восхищения голосом заявила девушка.