Позвольте мне изложить свое дело, продолжал призрак, иначе мы будем ходить до утра вокруг да около.
До утра? ухватилась за оговорку Полина. А потом вы уйдете?
Вы же прекрасно знаете! раздраженно сказал призрак. С первыми петухами. А точнее, как только начнется рассвет в сугубо астрономическом смысле. Увеличение освещенности.
Вы боитесь только дневного света или
Послушайте! воскликнул призрак. Так мы никогда не доберемся до сути! Я отвечу на ваши вопросы, но не сейчас. Вы позволите мне, наконец, изложить мою просьбу?
Полина кивнула. Призрак устроился поудобнее, отчего пружины опять скрипнули, сложил на груди руки, вздохнул так, как и положено вздыхать уважающему себя привидению мрачно, замогильно, с подвыванием и невесть откуда взявшейся струей ледяного воздуха.
Холодно? участливо спросил призрак. Еще раз прошу прощения. Давайте начнем с представления, хорошо? Вас зовут
Полина, пробормотала она. Полина Батурина.
Верно. А мое имя Крис Кадарос. Родился я по вашему летосчислению грегорианскому, я имею в виду в году от Рождества Христова тысяча семьсот восемьдесят восьмом, а умер в возрасте шестидесяти трех лет.
Вы жили в этом доме? спросила Полина. Ну то есть когда были живы?
В этом? удивился призрак. Нет. Ах, вот что! Призраки являются на то место, где их застала смерть, да? Есть такие, согласен. Смотря какая смерть, кстати. Если насильственная, особенно с применением Нет, я не жил в этом доме Прошу прощения, какое у вас образование?
Вопрос показался Полине неуместным, но ведь и присутствие в ее комнате разглагольствующего о насильственных смертях привидения тоже было явлением не вполне совместимым с хорошими манерами и здравым смыслом.
Высшее, сказала она. Английская филология. Московский университет.
О! протянул призрак. Понятно, почему вы так хорошо говорите по-английски. Но в математике вы, как и я, полный нуль. Простите. Это констатация. Поэтому я не смогу вам объяснить, какие законы природы действуют при моем перемещении.
Конечно. Макс так обычно с ней и разговаривал, если не хотел что-то объяснять ты, мол, гуманитарий, не поймешь, не буду забивать тебе голову Отговорки.
Миссис Полина, сказал призрак, давайте перейдем к делу. Видите ли, по профессии я сыщик.
Вы расследовали преступления? заинтересованно спросила Полина.
Расследовал? Я сейчас этим занимаюсь!
Вы хотите сказать
Да! Да! призрак начал проявлять нетерпение. Сейчас! И здесь я по долгу службы. Вы дадите мне, наконец, досказать до конца?
Полина молча кивнула и плотнее закуталась в одеяло.
Итак, я расследую преступление. Убийство.
Господи, как все странно Зеленоватая полупрозрачная фигура сидела в ногах кровати, сквозь нее смутно проступали контуры двери, а разговор шел такой, будто Полину вызвал к себе участковый уполномоченный майор Борисов Егор Константинович, усадил на жесткий стул в маленьком своем закутке и сказал мрачно, как он говорил всегда, будто эстрадный комик, сосредоточенно произносивший со сцены очень смешную репризу: «Буду с вами откровенен. Вчера во дворе убили человека».
Откровенность была лишней все знали, что вечером была драка, и кто-то пырнул ножом Викентия из третьего подъезда. Полина возвращалась домой от подруги, мимо пробежали двое, фонари светили ярко, но ей и в голову не пришло, что на парней следует обратить внимание. Она заметила только, что один был высоким и сутулился, а второй семенил как-то боком, будто ему что-то мешало или он нес что-то под одеждой, а какой была одежда, Полина не разглядела, о чем уже дважды сообщала: милицейскому оперу, а утром в отделении, когда подписывала протокол. Ну что еще Борисову нужно?
Тогда, к счастью, тремя неприятными допросами все ограничилось. Убийц то ли поймали, то ли нет, Полина не знала, вспоминать, как с ней говорили в милиции вежливо, но так, что хотелось бежать на край света, не любила, но картинка всплыла в памяти сама собой, и Полина не сдержалась:
Разве его еще не поймали?
Кого? переспросил призрак и переместился на полметра ближе к Полине, не сделав для этого никаких видимых усилий: будто куклу пересадили с места на место. Что вам известно?
Нет, я Полина поняла, что сморозила глупость и дала себе мысленно слово впредь молчать, тем более, что во рту пересохло, язык казался шершавым и огромным, и в голове гудело так, будто рядом работала газонокосилка, мешавшая думать, смотреть, жить.