Наверно, мне надо найти работу, тихо предположила я, постепенно понимая, что нужно искать способы освободиться от долга.
Она тебе не нужна, резко отрезал дьявол в образе иномирного мужчины. Да и никто тебе ее не даст. К тому же ни одна из зарплат не покроет долга жизни.
Я поняла, что банально начинаю рыдать, хотя сама себе обещала держать эмоции под контролем.
Видишь ли, я испытываю некоторую тягу к столь послушным замерзшим особам. Пожалуй, это можно использовать. Ты будешь мне подчиняться, я получать удовольствие! За это тебе больше никогда не придется голодать и мерзнуть! Выгодная сделка! Но если будешь плохо потакать моим капризам, помни про вторую ночь!
Мне захотелось залепить ему пирожным в глаз. И крикнуть: я никогда ни мерзла и не голодала, в своем мире у меня была работа! А здесь? Как мерзко ублажать этого урода за еду!
Я больше никогда не буду делить с тобой постель! Слишком отвратительно!
И поэтому от отвращения ты так громко стонала ночью в моих объятьях!
Нет, это все от холода! нашла что возразить я. У меня все тело заледенело, и было больно от каждого прикосновения! На самом деле я не получила ни капли удовольствия!
Лицо мужчины изменилось, и он пристально, даже с испугом посмотрел на меня, чтобы в следующий момент гнусно расползтись в лыбе.
Маленькая лгунья. Не от твоих ли коготков царапины на моей спине?
Это от судорог в пальцах! Врать и отпираться, так до конца!
Но ты не можешь не признать, что тебе было приятно, тем более в первый раз. Я только упрямо сжала губы, отрицая все и вся. Добрая женская половина города удавилась бы, лишь бы именно я лишил их девственности! Чудовище посмотрело на меня и не увидело в моем лице ни восторга, ни благоговения. Ладно, монашка. Поступим иначе, но ты еще пожалеешь, что не оценила оказанную тебе честь. Озверевшее от оскорбления, нанесенного непомерному чувству собственного достоинства, чудовище взглянуло на свою ладонь, туда, где была татуировка, и сжало кулак так, что он скрипнул.
Сомнительная честь и сомнительное удовольствие! отрезала я, искренне так считая.
Вот как мы заговорили, когда поели и согрелись? Когда это я ела за его счет? Надеюсь, то жалкое пирожное, что я лизнула, не в счет? Я посмотрела на ладонь, копируя жест мужчины, и вздрогнула. Татуировка выросла: цветок стал больше, и вместо одного лепестка теперь раскрылось два.
В голове пронеслось: «Бойся, если метка начнет расти» Меня прошиб холодный пот.
Это было низко и бесчестно воспользоваться моей бедой, чтобы чтобы в общем, воспользоваться! закончила я свою мысль, понимая, что поздно уже, и так же судорожно сжимая кулак.
Каждый использует другого как может! Ты использовала меня, чтобы получить помощь и набить живот едой, а я тебя! Мы квиты! К тому же ты несправедлива, получив с меня вдвойне и еду, и удовольствие!
Я вовсе не получила никакого удовольствия! Более того, мне противно и гадко!
По лицу чудовища было видно, что оно ранено моим заявлением в самое сердце. Но эгоист быстро с этим справился, начав командовать.
Моим первым приказом будет вот что. Умойся и помой свой грязный рот с мылом! Пока ты со мной, тебе придется забыть про неучтивость и начать учиться угождать мне. Прими ванну, на тебя смотреть противно. И чудовище отвернулось от меня, вновь залюбовавшись своей мордой, правда, уже подрастерявшей звериный образ. От тебя подворотнями за версту несет. А я люблю, чтобы меня окружали прекрасные женщины. На прекрасную ты не тянешь. Но с паршивой нищенки хоть чешуи горсть! И поторопись, припечатал наглец. У нас мало времени, если, конечно, не хочешь навечно остаться со мной из-за того, что магическая метка начала расти. Ведь начала?
Я посмотрела на руку и побледнела. К моему ужасу, побледнел и мужчина, едва взглянул на мою ладонь, только его лицо изображало непроницаемый булыжник, а мое маску ужаса.
Я подскочила, словно меня ужалили.
Пометавшись по комнате, я юркнула в приоткрытую дверь. Сказать, что здесь было богато, это ни о чем не сказать!
Ватерклозет был похож на земной, общественный, тот, над которым надо приседать на корточках. Фарфоровый друг весь расписан пошлыми голубыми цветочками. В частности, мышиным горошком и красными, пылающими маками. Наверно, в этом мире подобное считалось шиком.
Все остальное в комнате чистоты и здоровья было выполнено в тех же цветах и том же стиле. Особенно меня порадовал душ, представленный в виде вознесенного к потолку огромного кувшина и свисающей цепочки, за которую надо было дергать, чтобы тебя окатило водой. Еще меня умилил гигиенический ослик, на четырех ножках, он же биде, с чашей, выполненный в той же пышно-варварской манере, что и весь санузел. Но выбора не было.