Туда мало кто теперь ходит, разве только охотники в надежде, что голубой атай попадется.
– Никто не ходит? А это что же? – Южанин указал на свежие отпечатки копыт в грязи.
«Проклятье, – подумал Леки, – неужто страх так меня захватил, что я, как слепой, не заметил очевидного? А рассказывал-то ему, что охотник! Позорище!» Он всмотрелся в перемешанную копытами грязь и удивленно сказал:
– Чудно. Их трое было. Они прискакали из Кустока и по Просеке отправились. Втроем! Самоубийцы, – и осекся. «А мы-то кто?»
– Это воины, – сказал Дэйи. – Их кони несли на себе что-то тяжелое. Наверняка оружие и доспехи. Они, должно быть, решили, что втроем сильны и могут рискнуть. Или их никто не предупредил, – протянул он, – так же, как и меня в Корпасе. Но проехали они здесь совсем недавно. У нас хорошие кони, мы можем их догнать. Впятером будет безопаснее. Вперед!
Он подобрал поводья и, уже готовый отправиться в путь, бросил Леки, остолбеневшему в смятении под действием противоречивых чувств:
– Не отставай. Слышишь, ни в коем случае. Старайся держаться все время справа от меня.
Неуловимыми движениями он распустил почти все завязки на плаще, кроме верхней, и устремился вперед по Просеке. Это, верно, чтобы легче оружие выхватить. Леки поспешил за ним, тоже торопливо прилаживая лук, чтобы сподручнее ухватить, если что, тревожно размышляя о том, не последний ли это поход в его жизни. Через некоторое время ему все же удалось загнать тревогу глубоко внутрь, и в голове осталось главное: «Смогу и это побороть – значит, совсем свободный».
Утро уже перетекло в Первый Час Пополудни, а они так и не нагнали трех всадников. А между тем следы копыт трех лошадей отчетливо виднелись на жирной грязи, покрытой падолистом. Просека, такая ровная вначале, в глубине леса делала много поворотов, видно, огибая лесные болота, которых в этой местности множество. В надежде нагнать всадников они долго не сбавляли прыти, потом стали сдерживать коней, чтобы не уморить их.
Дважды Дэйи срывался, вскидывал свой шекимский лук, который держал наготове, быстро, вроде и не целясь совсем, выпускал стрелы в сторону леса. Куда-то в кусты. Непривычно высоко пела тонкая тетива. Да, не хотел бы Леки оказаться мишенью этого трея… Может, поцелить врага он сможет и лучше южанина, но если уж тот попадет… Неожиданно легко гнулись толстые рога лука, точь-в-точь как у шекимов, только вот концы деревянно топорщились, словно «уши» какие-то. Ушла еще стрела. Вправо, в сторону Леки. Про такие стрелы дружинные лучники говорили «бешеные» – никакие доспехи не спасут. Но не это поразило до самой глубины. Теперь-то понятно стало, откуда на рукояти выступы в обе стороны. Незнакомец одинаково хорошо управлялся с обеих рук! Невозможно!
Леки тоже всякий раз хватался за лук, но не мог понять, куда, а главное, в кого целить. Однако, как только Леки отваживался на вопрос и уже готов был рот открыть, южанин предостерегающе поднимал руку, призывая к тишине. Будто прислушивался все время. Один раз Леки, кажется, различил нечто бесформенное среди голых веток, но это могло и показаться. Зато, после того как стрелы уходили в заросли, он явственно слышал визг, противный, тонкий, еле слышный за топотом и хлюпаньем копыт и все же леденивший нутро. И тогда тревога становилась острой, как нож, и заставляла его задыхаться. И еще ему казалось, что в эти мгновенья губы его спутника шевелятся, будто он бормочет что-то быстро, шепчет. «Совсем как Виверра», – подумал Леки и спохватился. А может, незнакомец – колдун? Оцепеневший разум отказывался соображать, и Леки отложил все это на потом. Если, конечно, будет потом.
И вот наконец после очередного поворота впереди показались всадники. Трое.