— Спасибо тебе за то, что остался мне верен и принес эту весть… — Он остановился, чтобы гонец мог назваться.
— Меня Фемистием прозывают, ваше величество. — Гонец отсалютовал снова.
— Я у тебя в долгу, Фемистий. Сперва найди жреца-целителя, чтобы тот занялся твоим плечом. — Крисп вытащил из кармана на поясе табличку, начертал на воске приказ и приложил к табличке императорскую печать. Закрыв табличку, он отдал ее Фемистию. — Отнеси это в казну. Тебе должны будут дать фунт золота. А если кто-то будет против, выясни, как его звать, и сообщи мне. Второй раз он будет обеими руками «за».
Фемистий поклонился.
— Я боялся, что головой отвечу за то, что принес дурную весть. Я и не думал, что получу награду.
— А почему? — удивился Крисп. — Как быстро прибудут добрые вести, неважно — они сами о себе заботятся. А вот чем быстрее я узнаю о каких-нибудь проблемах, тем быстрее смогу за них взяться. Так что ступай, найди жреца-целителя, а то ты, кажется, готов рухнуть на месте.
Фемистий отсалютовал в последний раз и заспешил прочь.
— Теперь, твое величество, когда ты знаешь, где сидит Петроний, и можешь быстро за него взяться — что станешь делать? — спросил один из шедших позади Криспа халогаев.
Криспу всегда нравилось, с какой невидесской прямотой подходят к делам светловолосые северные варвары. Он постарался не ударить в грязь лицом.
— Пойду и расправлюсь с ним, Вагн.
Вагн, а с ним и остальные гвардейцы, потрясая топорами, разразились одобрительными криками.
— Когда ты был еще вестиарием, твое величество, — заявил Вагн, — я сказал, что ты думаешь, как халогай. Я рад, что, став Автократором, ты не изменился.
Остальные северяне шумно выразили согласие. Позабыв об императорском достоинстве Криспа, они хлопали его по спине и хвалились, как они прорубят себе дорогу сквозь те жалкие ошметки войска, которые собрал Петроний, а самого мятежника изрубят в куски на корм псам.
— В маленькие такие кусочки, — величественно провозгласил Вагн. — Для щеночков, что только что от сучьих сосков.
Слушая их, Крисп ухмылялся, зараженный кровожадностью северян, и почти поверил, что избавиться от Петрония будет и впрямь так легко. Но к тому времени, когда он поднялся по лестнице, ведущей к императорским палатам, улыбка его померкла.
* * *
Барсим стоял у Криспа за спиной и возился с незнакомыми застежками.
— Вот так, — произнес он наконец. — Вы выглядите весьма воинственно, ваше величество.
— Да, похоже на то. — Голос Криспа даже ему самому показался удивленным.
Плечи императора напряглись, принимая вес панциря, который Барсим только что закончил застегивать. Крисп подозревал, что к вечеру плечи попросту заболят. Ему уже приходилось биться — с кубратами-кочевниками, — но броню он надел впервые в жизни.
И какую броню! Не для него простая кольчужная рубашка. Даже в блеклом свете, сочившемся сквозь алебастровые потолки императорских палат, играла бликами позолота. Когда Автократор Видесса вел свои войска в бой, каждый видел, кто командует армией.
Крисп взял островерхий шлем и пристроил его на голове так, чтобы тот не давил на уши. Шлем тоже был позолочен, а чуть выше висков к нему была припаяна корона из чистого золота. Позолота блестела и на ножнах, перевязи и рукояти меча. Отсутствовала она лишь на клинке, на красных сапогах и на копье, которое Крисп сжимал в правой руке. Это копье он нес с собой, когда впервые вступил в город Видесс. Оно, да еще золотой «на счастье», который Крисп носил на шее, — вот и все, что осталось от места, где он вырос.
Дара обняла его, но через кольчугу и подбивку Крисп не мог ощутить прикосновения ее тела. Осторожно, чтобы не причинить боли, он прижал ее к себе.