Медленно повернув голову, я взглянул на своего начальника. Воронян, Журавлев и Галкин — все они смотрели мне под ноги. Я последовал их примеру. Но поначалу ничего не понял. У моих ног и под ними все было нормально. И лишь когда я повнимательнее осмотрелся, то заметил, что в радиусе полутора метров весь почвенный покров под моими ногами осел минимум сантиметра на три. Странно, что я этого не почувствовал. Теперь и я с интересом разглядывал тонкую соляную корку с обрушившимися краями. В некоторых местах под ней угадывались широкие, но не больше пяти-семи сантиметров в высоту полости. Словно бы кто-то или что-то проползало под самой соляной коркой, оставляя за собой такие оригинальные следы. Галкин наклонился к самой земле и извлек из такого вот своеобразного грота кусок «пленки», идентичную найденной десятью минутами раньше. Я почувствовал, как напряжение неприятным холодком распространяется по телу. Что-то подобное в эти минуты, видимо, испытывали и мои товарищи. Они, как по команде, поднялись на ноги и теперь затравленно озирались кругом. Никто не произносил ни слова. И все же, я мог бы сейчас поспорить с кем угодно, что прекрасно представлял себе, что творилось в душе моих спутников. Каждому из нас не давал покоя один вопрос: Что перемещалось здесь, под нашими ногами? Тишину нарушил Галкин:
— На сегодня хватит нервных переживаний… Мы возвращаемся на… твердую почву.
От Стрижа вот уже восемь часов ничего не было. Самым удивительным являлось, пожалуй, то, что и на наши запросы никто из его группы не отвечал. Связь вроде как и была. Только вот из потрескивающего и постукивающего эфира не доносилось ни слова. Неизвестность угнетала. Мы потихоньку начинали переживать за наших товарищей. Мало ли что может случиться в местах, где под твоими ногами творится черт знает что.
— У меня есть версия, — сообщил старший лейтенант Журавлев, вороша в костре угли.
Вечер был прохладный. А в воздухе носились одурманивающие запахи весенней цветущей степи. Просто удивительно, что даже в таких пустынных районах можно действительно наслаждаться ароматами, по своему букету не уступающим таковым в казахстанских степях.
Мы молча ждали продолжения.
— Я могу предположить, что некоторые чукалаки служат своеобразными инкубаторами для живущих во впадинах существ, — произнес Журавлев.
— Да не ходи ты вокруг да около, — слишком резко оборвал старшего лейтенанта Галкин. — Так прямо и скажи, что мы наткнулись на гнездовье песчаного ската! Их там, вероятно, видимо-невидимо…
— Пусть так… — протянул Журавлев.
Той ночью мне снилось, будто к нашему лагерю со всех сторон катятся странные земляные волны. Мне даже казалось, что я чувствую, как они протискиваются под днищами наших палаток… И даже под тлеющими углями нашего костра. При этом из разворошенного кострища в небо поднимаются облачка мельчайшего пепла. Постепенно они принимают форму нереально огромных спрутов, которые, в свою очередь, набрасываются на нас сверху. И при этом жутко ревут… От очередной встряски земли я проснулся. Оглушающий шум оповестил приближение военного самолета. Я выскочил из палатки, успев заметить, что сержанта Вороняна в ней уже не было. Утренняя серость быстро шла на убыль. Галкин, Журавлев и Воронян, задрав головы, смотрели в небо. Втянув шею, я взглянул навстречу приближающемуся грохоту. Совсем низко над нашими взъерошенными шевелюрами пронеслись два МИГа. Истребители шли курсом на юго-запад…
— Там, у Стрижа, что-то случилось, — с озабоченным выражением лица произнес майор Галкин.
До нашего грузовика мы добрались за пять часов. Почти все время бежали. Делали короткие паузы. Даже пили прямо на ходу.