Вчера она видела ранчо сквозь серую пелену дождя, сегодня же увидела в полном освещении — долина, представшая перед ее глазами, сверкала и переливалась в ярких солнечных бликах.
У нее перехватило дыхание. Серо-голубые горы в отдалении, разрезанные водопадами, их высокие величественные вершины, закутанные в шали из сосновых лесов и увенчанные снегом, искрившимся в утреннем свете. Предгорья, усеянные аметистовыми цветами, огромная зеленая холмистая равнина, теряющаяся вдали в утренней дымке.
Все в Кэтлин затрепетало. Она глубоко вдохнула воздух, пахнущий цветами и свежестью, увидела крупную черную собаку, бегущую от загонов для скота к равнине, и ощутила, как сердце у нее сжалось.
Красивое место, этого нельзя отрицать. Более чем красивое — просто великолепное! Впервые в жизни она почувствовала некую связь с отцом, которого не видела с тех пор, как была ребенком. Теперь ей нетрудно понять, почему Риз Саммерз любил эту величественную, безлюдную, суровую землю.
Но понять, почему он предпочел эту землю жене и дочери, она не может.
Да, долина, с ее чудесными цветами, оленями, горами и искрящимися водопадами, обширными золотисто-зелеными пастбищами, манящими своим ветром и солнцем, восхитительна, но ее не соблазнишь.
Она здесь по делам и к концу этого дня уедет, так или иначе договорившись о продаже своей доли ранчо.
Кэтлин отошла было от окна, как вдруг заметила Уэйда, выходящего из сарая. Он направился к загону, где резвился высокий чалый жеребец, и что-то прокричал нескольким своим помощникам, проезжающим мимо верхом.
Он казался красивее, чем вчера, в рабочей рубашке темно-синего цвета, темных штанах и сапогах. На поясе висела кобура, за плечами — пара ружей, лицо наполовину закрывал черный стетсон.
Сердце у нее бешено заколотилось.
Похоже, он чувствует себя совершенно как дома среди этого грубоватого, шумного, суматошного окружения.
А почему бы и нет, сердито спросила себя Кэтлин, резко отворачиваясь от окна и принимаясь за свой туалет. Он здесь вырос, он сын Риза Саммерза. Для него это место — родной дом.
А у Бекки и у нее дома больше нет — никакого вообще. Эта горькая мысль укрепила ее решимость найти способ продать свою долю. После завтрака она продолжит изучать завещание.
В доме было прохладно и тихо, никого не было видно. Внизу, в столовой, тоже было пусто. Франческа возилась на кухне, в руках у нее было тесто.
— Сеньор Уэйд и работники позавтракали несколько часов назад, — буркнула она в качестве приветствия, положила тесто в металлическую сковороду и вытерла руки о передник. — Сейчас я приготовлю вам новый завтрак.
— Не беспокойтесь, — холодно сказала Кэтлин. В желудке у нее забурчало от голода, но она понадеялась, что женщина ничего не слышит. — Я подожду до ленча.
Франческа фыркнула.
— Нет, сеньорита. Что подумал бы сеньор Риз, если бы узнал, что я не кормлю его дочку как следует? Вы получите оладьи, яйца и тосты, как и все остальные Но завтра приходите пораньше, поедите вместе с сеньором Уэйдом — Тут она сделала гримасу и неохотно добавила сквозь стиснутые зубы: — Если это угодно сеньорите.
— Надеюсь, завтра меня здесь не будет. — Кэтлин села на скамью, стоявшую у стола, и подкрепилась апельсином, взяв его из глиняной миски. — Я уеду после того, как повидаюсь сегодня с мистером Маккейном. Вы не знаете, когда его ждут?
Женщина, молча пожав плечами, покачала головой. Кэтлин больше не пыталась вовлечь ее в разговор. Очевидно, Франческа отрицательно относилась к ее пребыванию здесь и не хотела, чтобы она оставалась на ранчо больше, чем нужно. Ну что же, и прекрасно! Теперь единственное, что оставалось, — это отыскать способ продать свою долю — и можно ехать.