— Но я там оказался, — улыбнулся маркиз, — и Колумб будет в полном порядке…
Подняв голову, Сильвина встретила его полный доброты взгляд.
— А вы тоже… будете помнить… сегодняшний день? — спросила она чуть слышно.
— Конечно, буду, — ответил он. — Или вы думаете, что для меня этот день не был, как и для вас, днем чудес?
— Я надеюсь, — отозвалась она чуть прерывающимся голосом.
Опять казалось, что между ними возникла какая-то странная связь. Маркиз стоял неподвижно до тех пор, пока она с явным, почти физическим, усилием не отодвинулась от него.
— Мне пора… — тихо проговорила она.
— Я подумал — вам может не захотеться, чтобы я провожал вас до кареты, — сказал маркиз. — Так будет разумнее, иначе кто-нибудь может увидеть нас вместе, и местные сплетники возьмутся за дело.
— Да, конечно, — согласилась Сильвина. — Вы очень добры, что заботитесь о моем… о моей репутации.
— Я буду думать о вас все время до нашей завтрашней встречи, — твердо сказал маркиз.
Сильвина вложила свои пальчики в его руку.
— До свидания, сэр Юстин, — прошептала она. — Прощайте. Еще раз от всего сердца благодарю вас.
— Это я должен благодарить вас, лесную нимфу, которая так неожиданно принесла мне столько радости, — ответил маркиз.
Удержав ее руку в своей, он склонил голову и поцеловал ее пальцы.
Мгновение она не двигалась, потом выдернула руку и бросилась бежать по аллее. Шляпка, подвешенная за ленты, болталась у нее на руке, волосы, как расплавленное золото, переливались в лучах солнца, пронизывающих кроны деревьев.
Алтон смотрел ей вслед, видел, как девушка добежала до кареты, как с запяток спрыгнул лакей и открыл перед ней дверцу. Она впорхнула в карету, и дверца захлопнулась.
Маркиз ожидал, что Сильвина выглянет из окна, но она не сделала этого; кучер хлестнул лошадей, и карета скрылась из вида.
Еще долго стоял маркиз, глядя на опустевшую аллею. Он испытывал смущение, смятение и был бесконечно заинтригован.
Кем была эта девушка? Кто так запугал ее? И почему ее так расстроила мысль о том, что Алтон пытается поймать кого-то?
Постепенно маркиз пришел в себя. Ему казалось, что он три часа провел во сне, — но никогда еще его сны не были такими захватывающими.
Медленно он возвращался через сады домой, чувствуя, что гнев, с утра обуревавший его душу, бесследно прошел. Его сменило любопытство — любопытство, которое рано или поздно должно было быть удовлетворено.
Глава 4
— Если ты еще раз потянешь мне волосы, безрукая деревенщина, я дам тебе оплеуху, — в ярости сказала леди Леона.
Ее горничная, только что привезенная из деревни и не привыкшая к истерикам знати, затрепетала от страха.
В дверь постучали и, — не дожидаясь разрешения, открыли ее. В комнату вошел виконт Тэтфорд.
— А, это ты, Перегрин! — проговорила леди Леона. — Не то, что тебе нужно в такую рань. Мало мне того, что приходится терпеть этих безмозглых дурех, потому что папа не может или не хочет найти денег, чтобы нанять мне приличную камеристку. Посмотри, как эта идиотка укладывает мне волосы!
С этими словами леди Леона поднялась и в ярости растрепала причудливо улавшие пряди волос, которые ее горничная закалывала уже не менее получаса.
— Оставь их! — завопила она. — Убирайся, оставь меня в покое! Я не намерена больше терпеть твое неуклюжее ковыряние!
Молоденькая горничная, еще почти девочка, разрыдалась и выбежала из комнаты.
Виконт устроился в кресле, скрестив вытянутые ноги, и с довольным видом смотрел, как в его начищенных до блеска сапогах, над которыми долгие часы колдовал его камердинер, отражаются элегантные занавеси и полированная мебель.