В тот день, на берегу реки, Элисса впервые заговорила о его глазах. Раньше, когда он замечал, что она ловит его взгляд, то старался отвернуться.
– У тебя странные глаза, Конрад, – сказала она.
Он немедленно прикрыл их руками – жест понятный, но бесполезный: колдунья Элисса умела видеть и сквозь них.
– Не надо, – сказала она, дергая его за руки.
– Зачем тебе мои глаза? – спросил он, заглядывая ей в лицо. Ее глаза были такими же черными, как и ее волосы, как стрелы, которые она ему подарила. – Что ты там видишь?
– А ты? – эхом отозвалась она.
– Ничего! – отрезал он и зажмурился. – Все, – добавил он немного погодя.
Больше о глазах они не говорили.
До сегодняшнего дня. Все было по-прежнему. Почти. Время, место. Изменились только они сами. Они выросли. Они стали ближе друг другу, знали друг о друге все. И вместе с тем что-то их разделяло.
– У тебя странные глаза, Конрад, – сказала Элисса. Опять.
И тем самым нарушила их негласный договор о молчании. Раньше он никогда не говорил с ней о колдовстве, о тех вещах, которые она могла делать с его помощью, а она никогда не говорила с ним о его глазах, вернее, об одном из них – левом.
Его слепом глазе.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
И больше никто не помнил, что здесь когда-то находилось – или могло находиться.
Будущее целого мира складывается из мелких деталей, довольно незначительных, если судить о них с точки зрения великого целого. Вместе с тем каждая из этих деталей составляет неотъемлемую часть единой схемы, и кто может сказать, что окажется важнее для будущих столетий.
После того дня мир неуклонно катился к царству Хаоса. Появись на этом пути какое-либо препятствие, его немедленно бы убрали, как ту деревню.
Большая часть нападавших понятия не имела, зачем они это делают; впрочем, это их и не интересовало. Битва – вот единственное, что было им нужно.
Сражение или просто кровавая резня – разницы они не ощущали. Результат был всегда один и тот же: боль и муки, пытки и смерть. Смерть врагов, союзников, своя собственная – всего лишь признаки вечной войны.
Единственным смыслом их жизни была смерть, и в этом захватчики значительно преуспели. Они жили ради смерти – и должны были умереть…
Конрад не видел того, что видела Элисса, что видели люди. Он никогда не видел своего лица, своих глаз.
Элисса часто говорила ему, что у него странные глаза. Что она имела в виду – их внешний вид или что-то иное, он не знал. Глаза самой Элиссы были темными и глубокими, как омут, и видела она гораздо больше, чем ему говорила. Впрочем, он тоже видел то, что было ей недоступно, но предпочитал об этом молчать.
На следующий день Элисса принесла с собой зеркало.
Было раннее утро. То место, где он когда-то убил тварь, превратилось теперь в луг – лес отодвинулся еще дальше после того, как в нем поработали лесорубы.
Чтобы их не заметили, Элисса и Конрад стали встречаться подальше от моста.
– Ты ведь себя никогда раньше не видел? – спросила она, глядясь в зеркало, и, откинув со лба черную прядь, заправила ее за ухо. – Смотри. – И протянула ему зеркало. – Только осторожнее, я не хочу, чтобы какой-нибудь урод разбил стекло!
Он не слушал. Не отрывая глаз, он смотрел на предмет в ее руке. Овальной формы, в серебряной оправе. Даже его ручка и задняя часть были из серебра, в которое были вставлены блестящие красные и желтые стеклышки. На гладкой поверхности зеркала отражалось небо.
– Почему разбил? – спросил он, отодвигаясь.
– Это шутка, – сказала она и хотела сунуть зеркало ему в руки.
– Шутка? – Он отодвинулся еще дальше.
– Считается, что если в зеркало посмотрится урод, то стекло разобьется.
Наверное, это зеркало стоит целое состояние. Красные и желтые вкрапления были не стеклом, как он догадался, а драгоценными камнями.